Рамаяна

Неведомо было свирепым врагам Ханумана,
Что Брахмы оружье утратило силу нежданно.

Он взвешивал втайне уловки, ужимки, повадки.

Дабы не внушить неприятелям этой догадки.

Пеньковые путы меж тем обезьянью натуру

Стесняли, впиваясь в его благородную шкуру.

А он, злосвирепых врагов кулаками избитый,

Забыв о себе, помышлял о спасении Ситы,

Но тут наконец оголтелые ракшасы с криком

Втащили его во дворец в исступленье великом.

«Чего тебе надобно здесь, обезьянье отродье?

Откуда на Ланку свалилось такое невзгодье?

Ты — сам по себе или рати безвестной лазутчик?

Посланец неведомо чей или так, баламутчик?»

«Убить его! Сжечь! — Йатудханы орали надсадно. —

Да будет отныне другим наглецам неповадно!»

Сказал Хапумап хитроумный: «Я здесь чужестранец,

Сугривы, царя обезьяньего, мирный посланец»,

Часть сорок девятая (Хануман созерцает Равану)