Из-за леса, из-за гор на напоминающем этажерку аэроплане с надписью «Dedushka Egor» на фюзеляже подлетел какой-то папарацци и принялся щёлкать фотокамерой со вспышкой и радостно покрикивать на дикой смеси старославянского и новоитальянского о красоте и редкости снимков и о том, сколько, «блякха-мукха», миланские газетчики заплатят ему за публикацию. Да так рьяно кричал, что Равана деликатно выругался, достал из кармана базуку и беспощадно расстрелял храброго фотокорреспондента, который тут же заживо сгорел вместе со своим самолётом и фотоаппаратом. Лишь магниевая вспышка прощально взорвалась, осветив напоследок небеса зловещим фейерверком.
После чего император с добычей в руках благополучно приземлился в своей столице и глава, посвящённая похищению Светули, не менее благополучно закончилась.
39. Он немногословен, как будто Де Ниро, с ним спорит только больной…
Влетев в тронный зал своего дворца, являвшегося по совместительству казино и офисом, Равана к собственному огорчению обнаружил, что в его отсутствие его родной брат Вибхишана, единственный человек в семье, имеющий гуманитарное образование, и единственный же, напрочь лишённый военно-коммерческой жилки, вновь устроил мирный дворцовый переворот и нагло восседает в императорском кресле. Вокруг за длинным столом с многочисленными тонкими резными инкрустированными янтарём и жемчугом ножками с серьёзным видом восседала могучая кучка хилых придурков, занятая обсуждением наиважнейших государственных вопросов.
Приземлившись в метре от трона и держа Свету за руку, Равана сурово поглядел на брата и сказал:
– Витёк! Опять ты переворот устроил, пока я по делам отлучался?
Вибхишана, извиняющимся тоном, неумело подражая деловито-размеренным интонациям ВВП, пролепетал:
– Видишь ли, Равана, мы тут в период безвластия посовещались и решили, что правление твоё было тираническим…
– Чево?! – искренне удивился похититель Светы.
Виктор замялся, густо покраснел и, заикаясь и глотая буквы, продолжил:
– …н… несправедливым и упадочническим, – заметив, что царственный брат не отвечает, Вибхишана немного осмелел и завершил свой блистательный спич так: – В общем, брат, ты низложен. Вот твоя чёрная метка, – и трясущейся рукой протянул Раване испачканный углём клочок бумаги.
Равана принял из рук Виктора бумажку, повертел так и сяк и сказал ласково:
– А печать где?
– Вот, – робко указал левым мизинчиком Вибхишана и, расхрабрившись, тонко проголосил: – А теперь, бывший император Свободной Южной Республики, пошёл вон! Теперь мы здесь хозяева.
– СЮР, – продолжая вертеть бумажку, произнёс Равана.
– Что? – заискивающе спросил Виктор.
– Свободная Южная Республика: СЮР. Аббревиатура, – пояснил Равана.
– Тебе нравится? Правда? – доверчиво улыбнулся младший брат.
– Нормально. Красивое название.
– Ну так пошёл вон! – вновь попытался распетушиться лидер республиканцев.
– Сейчас, погоди минутку, – охладил его пыл Равана и, ещё раз осмотрев бумажку, покачал головой. – Ай-яй-яй, Витенька! Как же ты так опростоволосился?
– А что такое? – заволновался младший брат.
– Печать-то недействительная.
– Как недействительная? – хором удивились члены республиканского совета.
– А очень просто, – пояснил Равана. – У вас ведь республика?
– Ну, да.
– Так какого же лешего вы поставили на документе печать низложенного императора? В данном контексте печать теряет силу. Согласны?
– Это ещё почему?
– А потому что империи, по-вашему мнению, больше не существует. Значит – и печать является не законоутверждающим атрибутом, а всего-навсего музейным экспонатом. Ясно?
– И что же делать? – разочарованно в наступившей тишине спросил Вибхишана.
– Ну… это не моя проблема. Расходитесь по домам. Подумайте хорошенько. Проведите Пуджу божествам, дарующим проницательность. Или проголосуйте на худой конец. Мало ли как можно вопрос решить…
От совета республиканцев отделился актёр Равикович и, поправляя очки, интеллигентно спросил:
– Значит, переворот не удался, господин император?
– Какой переворот? – рассеянно повернулся к нему Равана, а поняв суть вопроса, согласно кивнул: – Ах, да, конечно. Ступайте по домам.
Республиканцы все разом оживлённо заговорили между собой и послушно потекли к выходу. Когда Вибхишана в их сопровождении уже был готов скрыться за дверью зала, Равана громко позвал его:
– Виктор! Вернись на минутку.
Бегом возвратившийся младший брат услышал такие слова:
– Печать-то отдай.
– Какую печать, Рави?
– Которую ты у меня умыкнул, пока меня здесь не было.
– Ах, эту! – Вибхишана просящее улыбнулся и произнёс: – Может быть, я отнесу её в музей?
Равана поморщился:
– Слушай, брат, мне некогда с тобой дискутировать. Верни печать. И поживее. Я сам её как-нибудь при случае в музей отнесу. Хорошо?
– Хорошо, – вздохнул Вибхишана. Он вытащил из кармана руку и протянул зажатую в кулаке печать старшему брату. И отдал, опуская голову. И ушёл, грустно глядя в пол.
– Садись, привыкай чувствовать себя здесь хозяйкой, – сказал Равана. Света послушно присела на краешек ближайшего стула.