Рамка

Выпилиться, так говорили подростки в год коронации, – может, это слово надолго, а может, и нет, а раньше говорили ещё наложить на себя руки, совершить суицид, «убить себя» и даже «самоубиться» (хотя такого слова как будто и вовсе нет), – Янда не успевает. Паскаль застаёт Янду ещё вполне живой. По всей видимости, Янда привязала связанные шнурки к верхнему бачку (унитаз древний, с цепочкой), встала на стульчак и шагнула с него, но так как ей пришлось слишком долго обдумывать, как всё это получше организовать, да ещё и шнурок затягивается медленно, а где-то рядом под ногами есть всё-таки этот самый предательский стульчак, на который ноги так и норовят опереться, протестуя против странной Яндиной затеи, – ведь когда темнеет в глазах и начинается удушье, то переживаемое так уже неприятно, что противиться разумному голосу тела самоубийца не в состоянии, – то…

Одним словом, не успевает Янда как следует повеситься: впирается Паскаль со своей сверхчеловеческой эмпатией, верещит во всё горло, так что в туалет набивается добрая половина узников, тащит Янду из петли, и всё это так чертовски вовремя, что её даже и откачивать-то как следует не приходится – она сразу начинает отбиваться, кашлять и рыдать. Паскаль всё равно держит Янду и дальше, выпучив глаза, как жандарм, и нахмурив брови; Янда матерится и колотит ногами по нему и по стенам, Вики бросается Паскалю на помощь, вместе они втаскивают Янду обратно в келью, окончательно освобождают от шнурка и опускают на пол, где Янда принимает прежнее положение. Правда, теперь она не просто сидит, а ещё и рыдает, голосит, раскачивается взад-вперёд, трёт руками ссадины на шее, надрывно кашляет и беспрестанно, монотонно извиняется. Слёзы обильно текут из-под век её закрытых глаз. Паскаль сидит рядом с Яндой, приобнимает её и пытается утешать. Янда не отстраняется: ей пофиг.

Все прочие молчат. Темнеет. Ни лампы, ни других источников света у них нет.

Врача бы вызвать, – Алексис. – Мало ли, бывают всякие побочные явления. Янда, ты как себя чувствуешь? Голова как? Голос вроде нормальный, лицо не посинело.

Не надо врача, – Янда всё-таки немного хрипит, – не надо никакого врача, лучше серых позовите, пусть заберут – Органайзер, ты хотел выяснить, кто виноват – это я виновата, пусть меня заберут, а вас всех выпустят. Галка знает, это я, ей собака сказала…

Да не ты это, – Галка. – Она всё выдумала. Это бред.

Вам ваша собака сказала…

Не слушайте ее, – Галка. – Она бредит, это всё неправда.

Правда. Позовите охрану. Меня заберут, вас выпустят. Я хотела ему угрожать… у меня оружие было – консервный нож…

Ну так отобрали же оружие, – Бармалей. – Ладно, пусть ты собиралась. Рамка тебя уже отсеяла, можешь успокоиться.

Не отсеяла, – говорит Янда. – Пресс-конференции не было, значит, царя убили, и жить мне теперь незачем.

В каком смысле? – Алексис. – Ты сама собиралась его убить, а если его убил кто-то другой, то тебе незачем жить?

Да, – Янда, злобно.

Почему?

Потому что кончается на «у», – Янда снова надрывно кашляет, трёт руками шею и раскачивается. Паскаль обнимает её крепче, и теперь уже она его всё-таки отпихивает.

Алексис садится перед ней на корточки.

Расскажи. Пожалуйста. (Янда мотает головой.) Я должна знать. Если царь жив, мы сможем что-то сделать, – наугад импровизирует Алексис, следя за реакцией Янды. – Расскажи, и мы попробуем что-то сделать, может быть, надежда есть.

Янда перестаёт раскачиваться, выпрямляется, застывает и смотрит на Алексис с такой ненавистью, что даже ей становится не по себе.

Надежда у тебя есть?! – хрипит Янда. – Да пошла ты!..

21. Янда говорит

я должна от него зачать

только тогда мой Тиша вернётся ко мне

но если его нет, то всё бессмысленно

тогда как я смогу зачать от него

и Тишу тогда не вернуть

Тиша – это твой ребёнок. Так?

Янда закрывает глаза, и потоки лёгких слёз льются по щекам ручьями.

Вы знаете какая у нас медицина

вот моя мама говорила мне всегда

Дада, – бормочет Паскаль, сидя рядом и уже не пытаясь лезть с утешениями. – Дада.

Она мне говорила всегда

(гнёт своё Янда)

говорила не слушай наших врачей

вообще делай все сама зачинай без мужчин и рожай без врачей женщина сама всё может сделать если захочет

зачем я их послушала зачем зачем

(сдавленные рыдания, потоки слёз)

Сколько прошло, говорит Паскаль, с тех пор сколько времени прошло

семь лет назад всё это было

он родился на 24 неделе…

беременности…

я его не доносила…

говорили – пороки развития, несовместимые

но разве можно им верить

нельзя врачам верить

Боба судорожно вздыхает, Янда, взглянув на него, яростно шепчет:

да, да, да, выживают такие дети! И в отличие от твоей – здоровые растут

я думаешь дура, да?! Думаешь я дура деревенская?!

я тоже в интернете была

только за этим туда и ходила

только про это и читала

Джейкоб, в Англии, – на 22 неделе

Фрида, в Германии, – весила 450 граммов, на 22-й

их спасали и спасли

Эмили Хоуп и Артур Бэрден – близнецы! Двое – на 23-й

Четверть! Рождённых! На 22–23 неделе! Выживают! В мире – четверть!! а они

это не врачи это убийцы

но суд не принимает