Рамка

идти обратно

ну ладно

сил нет

холод пробирает, такое

про настроение и говорить не приходится

его нет как класса, ну и не должно быть

иду короче дошла до перехода и стою на нём в анабиозе

медитирую на циферки на светофоре

справа чувак

смотрит так на меня

я такая отодвинулась и такая – чо?

А он мне ласково так улыбнулся

и говорит

ты чего смотришь ТАК?

Я говорю – это вы смотрите ТАК

нет говорит я смотрю НОРМАЛЬНО

а вот ты смотришь и выглядишь, как будто ты

маленько не того (смущённо сказал он)

решила уточнить

в каком, – говорю, – смысле?

ну, в смысле, сумасшедшая, – уточняет он.

это называется, грю

не «сумасшедшая», а «душевнобольная»

так оно и было ещё совсем недавно

но вот сегодня – сегодня я, спасибо чудесам современной медицины

как видите, совершенно здорова

нормальна

и?

голову вскинул

ну, ничего! – говорит. – ничего!

я же вижу – ты хоть и… того… но хорошая!

да тебе просто нужно немного тепла… обогреть тебя надо!

я аж дёрнулась.

ну, говорю, спасибо.

Обогрел.

Даже ошпарил.

Обиделся

Ты что, – говорит, – я же по-доброму к тебе, а ты… Вот уж действительно…

Мы с вами, – говорю назидательно, – на брудершафт не пили. Попрошу мне не тыкать. Гинекологи тыкают, психиатры тыкают, любая сволочь мне будет тыкать. Ноль культуры, – говорю. – Что за общество! Невозможно на улицу выйти. На себя, – говорю, – посмотри – нормальный называется! Порядочный, бля!

так и шарахнулся от меня

а я такая дальше плетусь – в голову только одно лезет: «подогрели – обобрали – подогрели – обобрали…»

33. Бармалей говорит

Договор, – Бармалей подступает к сливочному вплотную.

Какой договор? – шепчет сливочный, разводя беспомощными руками. – Нет никакого договора! Есть только я и моё горячее сердце! – Бармалей запускает руку в его внутренний карман, куда сливочный только что сложил договор – и вытягивает оттуда верёвочку. Тянет, тянет – но верёвочка не кончается, вьётся.

Э,э! – кричит сливочный, хватаясь за верёвку и за сердце. – Вы меня сейчас… распустите!.. Я же нестойкий… Помогите! А-а!

Боба, мотай! – рычит Бармалей. Боба мотает, Бармалей тянет, берётся помогать и Галка. Сливочный вертится, как веретено, всё быстрее, и наконец в руках Бобы оказывается большой, с человеческую голову, клубок сливочных ниток.

Распустился и смотался, – Вики. – Бармалей, спасибо тебе… Теперь этот клубок в окно, наверное, надо… – Вики бросает клубок в окно и неожиданно попадает. – Пусть катится к своей невесте.

Да он её ещё раньше смотал, – Янда, с уверенностью. – Чего от него ждать-то. Распустил и смотал.

Через минуту смех и вопли за окном стихают так внезапно, как будто дирижёр взмахнул палочкой или все в рот воды набрали. Гаснут и огни. Снова становится очень темно и очень тихо.

* * *

Ёлки, хоть бы фонарик какой-нибудь, – Бармалей.

Погоди-ка, – Органайзер. – Мой чип, который то есть у тебя, он может немножко посветить. Попробуй его повернуть на одну восьмушку – сумеешь? Коннекта для этого не требуется.

Попробую, – Бармалей нащупывает чип и поворачивает ровно на одну восьмушку.

Огоньки на чипе начинают светиться, слегка освещая келью – не ярче свечи. Висок Бармалея вибрирует и нагревается. Вики не смотрит на него, сидит в полутьме, в полосатой майке, и золотые языки её кроссовок светятся.

Вот со мной, Бармалей, – нехотя сообщает Вики, стараясь глядеть в другую сторону, – всегда такая история. Только кто-нибудь понравится – и сразу обязательно кто-нибудь ещё выныривает и давай про меня гадости рассказывать. Ещё в детстве началось: я парня привела, а мать сразу такая, «ой, ха-ха, а Вики когда было пять лет, у неё сопли до полу висели!» Вот и сейчас то же самое. А ты мне ужасно понравился. Поэтому жаль. Я тебе давно хотела сказать. Ты ужасно крутой. Я твои статьи каждый понедельник первым делом открываю. Ты у нас один из немногих остался, кто пишет хоть каким-то боком про жизнь. Ну вот эту, как бы, «без сахара и укропа». Ну а я дура, конечно… чего уж там.

Да-да, – поспешно подхватывает Алексис, – я тоже тебя читаю, Бармалей! Хотя мне кажется, ваша газета немножко, это… пессимистическая. Ну иногда отворачиваюсь от всего этого, но уж я-то как раз понимаю… оно всё именно так и есть! Вот эта статья-то, помнишь? Про детишек, которые шприцы в пассажиров на спор втыкали! Эх!..

Вики, – говорит Бармалей. – Погоди. Я тебя подогревать не собираюсь, обирать тем более. Но ты там чего-то рассказывала, так и я теперь тоже расскажу. Кое-что, – Бармалей вполголоса (ему кажется, что со словами выйдет и тошнота).

Чип Органайзера издевательски жужжит и помигивает, а перед глазами плавают, потрескивая, зелёные и алые овалы.

А что такое? – (вокруг глаз у неё чёрные круги, а сами глаза блестят масленым блеском).

Вы тут все почему-то решили, – с трудом произносит Бармалей, – что я такой, э-э… супермен, ваще благородный дон, дядя Хэм и ты пы… Ну, дядя Фёдор (тот насмешливо аплодирует), я вас не имею в виду, вы-то и без моих рассказов всё знаете… но я хочу, чтобы и все остальные. Например, Вики, ты. Хочу, чтобы ты тоже знала – как оно на самом деле.