Рамсес Великий

А тем временем египетские войска уже вступали в долину реки Литании. По ней они пересекли первый хребет Финикийских гор и спустились с высокого перевала в цветущую долину, тянувшуюся параллельно морскому побережью среди горной страны. Затем они должны были прямёхонько выйти в южную Сирию к городу Кадеш. Только захватив его, можно было помышлять о дальнейшем продвижении по сирийским степям, в подбрюшье хеттского государства, где располагались богатейшие города этого стратегически важного региона. Из него можно было попасть, если двигаться на восток, в Северную Месопотамию — в дряхлеющее царство Митанни и в поднимающую голову Ассирию, а также в сердце империи царя Муваталли, если следовать на север. Естественно, Рамсес очень спешил первым оказаться у города, который был ключом ко всей южной Сирии и дальнейшим путям в главнейшие страны Востока. И казалось, что военное счастье на его стороне. Когда авангард египетского войска, растянувшегося вместе с обозами на пару десятков километров, подошёл к городку Шабтуна, стоявшему у очень удобного брода через реку Оронт, а до самого Кадеша было рукой подать — всего один однодневный переход пешего войска, бойцы сторожевого отряда привели к фараону двух бедуинов-кочевников.

Солнце уже опускалось за высоченные, заснеженные пики западного хребта. В глубине горной долины быстро стало темно. С холма, на котором расположился фараон, было видно, как внизу, в бескрайних сирийских степях, куда на простор вырывался из горных теснин Оронт, клубится фиолетово-серый туман. Рамсес сидел на походном раздвижном стульчике из красного дерева с ножками в виде связанных азиатских пленников и с удовольствием смотрел, как в костре ярко горят ветки кизила, самшита и можжевельника. Огонь освещал вытянутое, худое, дочерна загорелое лицо, короткий простой чёрный парик без всяких украшений на голове и плащ из роскошных леопардовых шкур, в который было завёрнуто тело гиганта. Рамсес поглядел на простёршихся перед ним на земле у костра двух, одетых в серые неокрашенные шерстяные накидки кочевников с длинными волосами, перехваченными по лбу кожаными ленточками. Один из них приподнял своё жёлтое лицо от земли, вернее, густой травы, куда до этого почтительно уткнулся, и, блестя хитрыми, смышлёными глазами, обратился к фараону:

— Наши братья — вожди племени, находящегося при князе страны хеттов, послали нас к вашему величеству, чтобы сказать: «Мы хотим стать подданными фараона, да будет он жив, здрав и невредим, и мы хотим убежать от нашего угнетателя, князя страны хеттов Муваталли».

Пленник говорил на наречии, очень близком финикийскому, поэтому Рамсес его без труда понимал.

— А где сейчас ваши братья, вожди вашего племени, которые послали вас ко мне? — спросил фараон.

— Они пребывают в Алеппо, севернее Тунипа[81], около самого Муваталли, который не спешит на юг, думая, что ваше величество ещё далеко от Кадеша.

Рамсес улыбнулся: войско хеттов было ещё очень далеко. Не зря он так торопился. Завтра он будет уже под стенами Кадеша и за несколько дней осады возьмёт город, если тот, конечно, не сдастся сразу. После чего будет открыт путь на север и египтяне смогут неожиданно обрушиться на беззаботных хеттов. Фараон вскочил и прошёлся по примятой траве у костра.

— Накормите этих людей. Дайте им мою грамоту, где я обещаю своё покровительство этому племени, если его вожди покинут наших врагов и присоединятся к нам. Пусть они быстро возвращаются к своим братьям! — махнул рукой повелитель Египта.

Он распорядился, чтобы, как только начнёт светать, сторожевой отряд на колесницах был послан на разведку к Кадешу. Затем Рамсес удалился в свой шатёр.

«Если разведка подтвердит, что хеттов у Кадеша нет, то я, как год назад в Финикии, смогу начать громить союзников Муваталли по отдельности. А потом придёт черёд и его самого», — думал он, лёжа на ложе, покрытом медвежьими шкурами.

Фараон встал, накинул вновь на себя плащ из леопарда и вышел на воздух. В чёрно-фиолетовом небе горели яркие звёзды. Безжизненносеребристый свет луны освещал огромный спящий воинский лагерь. Изредка из-за холмов слышались тоскливые завывания шакалов, непрерывный скрип цикад, да выкрики часовых, обходивших лагерь:

— Будьте мужественны! — кричали они привычные слова, и далёкое эхо отвечало глухо: «Мужественны... мужественны... мужественны...»

— Будьте бдительны! — вторили в другом конце лагеря, и из-за холмов раздавалось, затихая: «Бдительны... бдительны... бдительны...».

На душе у Рамсеса вдруг стало тревожно. Червь сомнения начал грызть его душу. Что-то было не так, но он не знал что.

К фараону подошёл дежурный по войску, опираясь на длинный командирский посох с золотым набалдашником, и доложил:

— На земле благополучие и в войске южан и северян тоже, ваше величество.

Рамсес посмотрел на уставшее серое лицо, на чёрный парик, в котором сверкали при свете костра водяные бусинки. Уже начала садиться тончайшим слоем на всё вокруг утренняя роса. Звёзды заметно побледнели, небо посерело.