Рамунчо

Наконец они появились, вспотевшие, запыхавшиеся, неуклюже переставляя ноги. В ответ на насмешливые вопросы девчушек – когда их много, они всегда подтрунивают над мальчиками – те улыбнулись и постучали себя по груди, издавшей гулкий металлический звук. По горным тропинкам они вернулись из Испании, облаченные в тяжелые доспехи из медных монет с изображением славного короля Альфонса XIII.[35] Новая проделка контрабандистов: по поручению Ичуа они с выгодой обменяли довольно крупную сумму на биллоны,[36] чтобы затем сбыть их один к одному на ближайших ярмарках в различных деревнях Ландов,[37] где имеют хождение испанские монеты. Вдвоем они принесли в карманах и под рубашкой килограммов сорок меди и высыпали все это дождем на древний гранит ступеней к ногам смеющихся девочек, поручив им считать и стеречь монеты. Затем, вытерев пот и немного передохнув, принялись играть и прыгать, и им казалось, что, избавившись от этого груза, они стали еще более легкими и проворными, чем обычно.

Кроме трех или четырех мальчишек, носившихся, как котята, за перелетающими через стену мячами, на площади были только эти девчушки, сбившиеся в стайку на самом нижнем ряду пустынных в этот час красноватых каменных ступеней, среди которых уже пробивались стебельки травы и первые апрельские цветочки. Их белые и розовые ситцевые платьица казались островками радости в этом торжественно-печальном месте. Рядом с Грациозой сидела белокурая Панчика Даргеньярац. Ей тоже было пятнадцать лет, и она была помолвлена с ее братом. Они собирались в ближайшее время пожениться, потому что Аррошкоа, как сын вдовы, был освобожден от военной службы.

Критикуя игроков, раскладывая кучками монеты, они смеялись и щебетали с таким певучим акцентом и таким раскатистым «р» в конце слов, что казалось, будто во рту у них трепещут крылышки воробьев.

Юноши тоже от души хохотали и время от времени, чтобы отдохнуть, усаживались рядом с девочками. Этих насмешливых девчушек они боялись гораздо больше, чем публики на больших соревнованиях.

Грациоза сообщила Рамунчо, что мать разрешила ей поехать на праздник в Эррибияг, посетить этот незнакомый ей край и посмотреть на игру. Она поедет вместе с Панчикой и ее матерью. Они встретятся с Рамунчо в Эррибияге и, может быть, вернутся вместе.

За те две недели, что они встречались по вечерам, ему впервые удалось поговорить с ней на людях, при свете дня, отчего в их манерах появилась какая-то скованность, под которой скрывалась сладостная тайна… Ему давно уже не случалось видеть ее так близко при таком ярком свете: этой весной она еще больше похорошела. И как же она была прелестна! Грудь ее стала более округлой, талия более тонкой, а в походке появилась элегантная гибкость. Она по-прежнему была похожа на брата, те же правильные черты, тот же безупречный овал лица, только глаза их становились все более различными: голубовато-зеленые уклончивые глаза Аррошкоа никогда не смотрели в лицо собеседника, в то время как черные, опушенные густыми ресницами глаза Грациозы всегда смотрели пристально и прямо. Рамунчо ни у кого не видел таких глаз; он обожал их простодушную нежность и затаенный в их глубине тревожный вопрос. Задолго до пробуждения в нем чувственности взрослого мужчины эти чистые и добрые глаза завладели его нетронутой детской душой. И вот теперь великая чародейка-природа, загадочная и могущественная, облекла трепетную душу красотой плоти, которая властно влекла к себе его плоть, как к божественному причастию.

Эти смешливые девочки в белых и розовых платьях очень отвлекали игроков, и те тоже смеялись, видя, что играют гораздо хуже, чем обычно. Они занимали лишь маленький уголок старинного амфитеатра; за ними шли ряды пустых, уже начавших разрушаться скамеек; затем дома Эчезара, так уютно отгороженные от большого мира; и наконец, заполняющая небо огромная темная масса Гизуны, окутанной спящими на ее склонах облаками. Совсем безобидные и не грозящие пролиться дождем, эти серо-голубые весенние облака казались такими же теплыми, как вечерний воздух.

День клонился к закату, и в разрыве облаков, много ниже уходящей в небо вершины, уже проглядывал серебристый диск луны.

Они играли до самых сумерек, до того часа, когда появляются первые летучие мыши, а взлетевший в воздух мяч становится почти невидимым. Может быть, все они бессознательно чувствовали, что подобные мгновения редко повторяются, а потому всеми силами старались продлить их.

Закончив игру, они все вместе отправились к Ичуа, чтобы отдать ему его испанские монеты. Их разложили в два толстых порыжевших портфеля, каждый из которых несли вдвоем мальчик и девочка, шагая в ногу и напевая песню «Прядильщицы льна».