Ранчо «Неизвестность» (ЛП)

Всю неделю мы готовились к ягнению. Коровы на ранчо телились осенью, что целесообразно по многим причинам, а самое главное - весной мы можем сосредоточиться на появлении ягнят, а затем приступить к стрижке. С выбором кормов и согласованием действий всегда много мороки. Трэвис наконец внял моим доводам, и мы вакцинировали некоторых овец, стали давать им антибиотики. Однако наши усилия полетели собаке под хвост благодаря бурану и отключению электричества. В общем, за очень многое пришлось браться заново. Но к выходным почти все было уже сделано, и Трэвис объявил, что мы заслужили спокойный вечерок. Под которым, разумеется, понималось, что я приготовлю хороший ужин, Трэвис накачает меня алкоголем, пока мой мозг не размякнет, а затем мы будем трахаться как кролики. Меня такой расклад вполне устраивал.

Я потушил кусочки филе с овощами в подливе, к которому сделал пюре и сметанный соус с чесноком. Очень вкусно, можете мне поверить. Я как раз разрезал черничный пирог и думал о том, что к нему неплохо бы подать мороженое, когда в кухню ворвался Трэвис. В руках он держал открытую коробку с забракованными мной «подарками».

Он был разъярен.

Я тоже. Положив нож, я с колотящимся сердцем шагнул к Трэвису и попытался отобрать коробку:

- Это не твое.

Он поднял коробку повыше, чтобы я не мог достать до нее:

- О, неужели? - Подцепил пальцем браслет со своими инициалами из бусин, заставив меня невольно отшатнуться. Затем бросил назад. – Как это понимать, Ро? Только не втирай очки, что ждал особого случая. На мой день рождения в феврале ты подарил мне бутылку вина и минет.

Обвинения будто ударили, хлестнули болью, тут же смытой сожалением. Ладно, я и сам знал, что сделал плохой подарок.

- Буран. Магазины не работали.

Он потряс перед моим носом коробкой:

- А над этим ты просто коротал вечера, да?

- Это же жалкое дерьмо! – выкрикнул я. Руки у меня тряслись, внутри дико скрутило, будто я сейчас разорвусь пополам. - Дерьмо, понял? Сколько я не пытался, все оказалось дерьмом. Все, все, за что я берусь, получается дерьмово, ясно тебе?

- Но эти вещи выполнены мастерски. Любая из них гораздо лучше, чем тот браслет, что ты сделал для Хейли, между прочим, женщины им до сих пор восхищаются, попивая кофе на посиделках. - Он с грохотом опустил коробку на столешницу и впился в меня взглядом. – Ты не пожалел на это времени, и Хейли носит свой браслет не снимая. Ты всех кого не лень в округе одарил, кроме меня, каждая собака об этом знает. Про нас с тобой уже сплетни ходят: «Да они точно геи, раз вместе живут, но между ними наверняка ничего серьезного». Вот что говорят люди. И это правда.

- Весь сыр-бор из-за какого-то несчастного куска кожи? Потому что у тебя такого нет? – поразился я.

- Потому что я для тебя всего лишь босс и просто парень, с которым ты трахаешься! – заорал он.

- Но это так и есть!

Слова, вылетевшие из глубины моего горла, поднялись в воздух как пушечные ядра. Ну, или бомбы. А когда бомба падает, взрыв неизбежен.

Но голос Трэвиа прозвучал так мягко, что крик неожиданно замер у меня на губах, а его ответ обратил сказанное мной в пыль:

- Правда, Ро?

Это меня разозлило. Прямо взбесило, но я не мог дать себе волю, что бесило еще больше. Он был для меня всем! Неужели Трэвис действительно так плохо обо мне думает? Считает, что я способен переехать к кому угодно? Или прыгнуть в постель? Он что, мимо ушей пропустил, как я говорил, что ни с кем дважды не трахался? Забыл, как я рассказывал ему о моей семье и почему остался здесь, а не уехал домой? Неужели он не заметил ничего из того, что я, черт подери, тут делал уже почти целый год?

Меня охватило замешательство. Страх. Я паниковал, что все испортил, но не мог произнести ни звука. Это походило на какой-то жуткий поединок, только молчаливый. Я словно вернулся в Алгону, в день, когда отец держал в руках те журналы, мама плакала, а я думал только об одном - все на свете когда-нибудь заканчивается. Опять. В моей жизни больше не будет ни Хейли, ни ребенка, ни Тори, ни собак, ни проклятых овец.

Ни Трэвиса.

Я пихнул к нему коробку, в груди теснило, глаза застелила пелена:

- Ну, тогда давай! - Я снова толкнул коробку. Мне стало трудно дышать. Голова кружилась. – Давай, возьми, что тебе, на хрен, хочется! Раз нравится этот хлам, он твой! Я никому ничего не дарил, кроме Хейли, потому что она меня достала! И остальное ей отдал, а она раздала! И это все такое же дерьмо! Все! Все! - Я схватил пирог, и бросил его в раковину. - Все дерьмо! Дерьмо, дерьмо, дерьмо, но если ты так хочешь – пожалуйста, бери на здоровье! Только я слышать ничего не желаю об этом дерьме, потому что, повторяю: это дерьмо!

Теперь, когда я знал, что беды уже не миновать, грудь и живот свело еще более болезненным спазмом, я кинулся вон из кухни, так как понимал, что в доме мне нигде не спрятаться, и выскочил в парадную дверь. Раздетым. Хотя не такой уж я идиот. Догадался ноги в ботинки сунуть, прежде чем спустился по ступенькам во двор.