— Что делает твой тюрвинг, Григорий? — спросил Чжан, — друг про друга мы давно знаем. Уверен, и ты знаешь о нас тоже, — он указал на американца, — но с тобой какие-то непонятки. Если было бы больше времени, уверен, мы бы договорились о том, чтобы раскрыть карты.
— Я… я не уверен, что могу говорить об этом, — осторожно сказал я, но внутренне сильно напрягся, готовясь ко всему — вплоть до попытки тюрвинг отнять.
— Да брось, — вмешался Питер, — расслабься. Не собираемся мы тут играть в инквизицию! Не хочешь — не говори!
— Думаю, у меня он самый страшный, — продолжал Чжан, — даже если план удастся, и я его применю — мне придется иметь дело со влюбленными в меня пришельцами. Иногда кажется, что гибель — не такая уж и плохая идея, ага?
— Мой заставляет исчезать врагов, — ответил я, — причем не только тех, которых видно, а целые социальные группы, и цепочки подчиненности. Остается одежда, и все личные вещи, вплоть до трусов. Но люди исчезают.
— Интересно, — произнес Питер, — аннигиляция? Слияние со средой, или же что-то поинтереснее?
— Я не знаю, — я постарался как можно более искренне изобразить недоумение; делиться тем, что открылось прошлой ночью благодаря визиту незнакомца в черном комбезе, мне совершенно не хотелось, — есть разные теории, но ни одна не получила окончательного подтверждения. Или мне просто не предоставили такую информацию.
— Ясно, — кивнул Чжан, — нам известно то же самое. Думал, может ты сам что-то подозреваешь, или о чем-то догадываешься. Это могло бы быть полезно всем нам.
— Не факт, — ответил Питер, — если принять во внимание, что истинная цель полета нам может быть неизвестна. При некоторых раскладах нам лучше было бы сохранить неведение относительно друг друга, — он вздохнул, — но, так понимаю, разведка у всех хорошо работает, и обратно знания не отдать.
— Как ты получил тюрвинг? — я решился спросить американца, — по слухам, у вас попытка им завладеть была чем-то вроде легализованной эвтаназии.
— Просто повезло, — широко улыбнулся Питер, — узнал, что контроль над тюрвингом нужен, чтобы Америка гарантированно получила участие в полете. Из-за вас, шустрых русских, мы реально могли оказаться за бортом. И никто ничего не мог поделать. А двое русских на борту корабля надежды — это уже заявка на мировое господство. Что мне совершенно не нравится.
— А что так? — спросил я, — по мне так твоя родина очень яркий пример того, когда мировое господство очень даже нравится.
Питер зыркнул на меня, но промолчал, сделав вид, что чем-то заинтересовался в иллюминаторе.
— Так, — вмешался Чжан, — я врубаю прослушку. Если будем молчать слишком долго — это будет подозрительно.
Я согласно кивнул.
12
Космический туалет — вещь крайне специфическая. По правде говоря, не представляю, как народ справляется в смешанных экипажах. Хотя нет, вру — кажется, все-таки представляю: старыми добрыми памперсами. Потому что сделать то, что предполагает эта хитроумная система шлангов, вентиляторов, мешков и присосок, практически, публично — это нужно иметь или очень крепкие нервы, или очень своеобразный склад характера.
У мужчин в этом смысле есть совершенно незаслуженное преимущество. Альтернатива памперсам, которой я с удовольствием воспользовался. Такая штуковина, которая надевается прямо на член, и закрепляется специальным поясом. Моча отводится по специальной трубке в плоский баллон с клапаном под отрицательным давлением, закрепленный на внутренней поверхности правого бедра. Левое бедро, кстати, было занято специально сделанной для этого полета кобурой для тюрвинга. Такое вот соседство.
Пиктограмма с мужской и женской фигурками в капсуле издевательски висела прямо над нашими головами. Теоретически я знал, что дверца раскрывается в небольшую ширму — как раз достаточного размера, чтобы прикрыть булки, но не более того. Хорошо хоть во время подготовки на Земле познакомиться с этим устройством ближе я просто не успел.
Все эти часы я с ужасом ожидал, что будет, если кому-то из нас сильно приспичит по крупному. Но, к счастью, не пронесло. Никого.
Даже по-маленькому никто в бортовой туалет не ходил. Очень вероятно, у всех было такое же устройство, как у меня, или же его аналог.
И все равно — несмотря на относительный комфорт и удобство — сходить в туалет, не снимая скафандра, к тому же, глядя на соседей, или участвуя в обсуждении особенно живописного урагана, зависшего над Мадагаскаром, было тем еще испытанием. Сфинктер просто наотрез отказывался подчиняться, несмотря ни на какие доводы разума, и переполненный мочевой пузырь. Но, промучившись минут тридцать, я все-таки смог одолеть свой организм. Наверно, это был самый необычный поединок в моей жизни.
До сближения с кораблем мы успели перекусить, и даже немного вздремнуть. Сон в невесомости — дело очень благодарное. Еще не придумали перину, которая была бы мягче полного отсутствия веса.