Раненый город

Спускаемся и быстрым шагом переходим двор. Заходим в неприятельскую харчевню. Никто не останавливает, не говорит ничего. Опер перебрасывается несколькими словами по-молдавски с поварами в раздаточной. Раздающий в белом колпаке испытующе смотрит на меня и молча выкладывает каждому из нас по банке тушенки и наливает по стакану водки, подкрашенной компотом. На дне стакана болтается одинокая вишенка. Конспираторы! Залпом пьем сладковатую от компота водку. А тушенка у них хороша! Куда лучше той, что была у нас на штаб-квартире. Вкусно! А я-то думал, что к тушенке без содрогания больше притронуться не смогу!

Выпили и разбежались. Он в свою оперчасть, а я к себе, доложить Камову и Бордюже о чепэ. Бордюжа ругается, что после предупреждения не надо было лезть в село. Оправдываюсь: «Кто же знал, что так круто встретят!» Попыхтев, начальство успокаивается. Оргвыводов не будет. Раз обошлось, все добрые. Под конец разборок черти приносят Сержа. Получив от начальника ГОВД полагающиеся по случаю указания об усилении бдительности, Достоевский выпуливается следом за мной.

— Ну, повеселился? Кого-нибудь завалили?

— Нет вроде бы.

— Как мои бойцы?

— Ничего, получше миротворцев будут. На пол не падали. Один, я видел, из пистолета через переднюю дверь отстреливался.

Серж удовлетворенно кивает.

— Ну, и что дальше? — спрашивает он.

— А ничего! Замнут. Никому такой случай посреди совместной идиллии не нужен. Просто по селам больше не будем ездить. Помяни мое слово, даже по сводке не пройдет.

— Башкой в песок, голым задом к солнцу? Так и будем, как страусы, дальше загорать? — ухмыляется Достоевский. — Верю! Ты эти ваши ментовские штучки-дрючки лучше меня знаешь!

— Ни войны, ни перспектив… Пойдет так и дальше, мотать отсюда надо будет. Не то после всего запрут обратно в следственный кабинет на грошовую зарплату. За стенами полчаса езды — и граница… А служить-то здесь кому? Клетка!

— Угу, — Серж сумрачно кивает, — благодарности от Тираспольских коммуняк не дождемся!

— А я у полицаев в столовой был! — вдруг выпаливаю ему. — Тушенка у них там мировая и водку из-под полы льют!

Но он ничуть не удивлен.

— Как-нибудь сходим. Вот только наберу у Днестра поганок, чтобы в котел подкинуть, и сразу пойдем.

— Ага! Случай будет! — благодушно поддакиваю ему я.

Это все треп. Свару с полицией никто из нас затевать не намерен. Ни к чему сейчас это.

94

На этой истории опасности, подстерегающие нас при совместном наведении порядка, как вскоре выяснилось, закончились. Бандами волонтеров в селах занялся молдавский ОПОН. Теперь уже не приднестровцы, а молдавская полиция громила своих бывших «соратников». А для нас в узких границах города ожидаемый поначалу риск постепенно свелся к нулю.

Продолжилась служба, наполненная частыми суточными дежурствами. Как и предвиделось, все дела свалились на нас. Выезды, особенно ночные, мне даже нравятся. Ночью, когда действует усиленный режим патрулирования и город совсем пуст, из квартала в квартал, из района в район далеко разносится по воздуху гром и треск катящихся по асфальту российских бээмдэшек. Вот и сейчас тарабанят бээмдэшки кругами по Солнечному микрорайону, где мы на выезде. Где-то совсем близко та школа, о которой молва носит, что националисты, ворвавшись в нее прямо на выпускной вечер, расстреливали десятиклассников и насиловали выпускниц. Правдива эта история или нет, сейчас уже не скажешь. Но правдой является то, что нападение на город совпало с выпускными вечерами в школах и с одного из таких вечеров не вернулась домой непутевая Антошкина мама.

Все больше общаемся с солдатами-миротворцами, которых тоже «отпустило». Поначалу откровенности особой не было. Вдруг по служебному рвению застучат, что приднестровская милиция, выделенная в состав объединенной комендатуры, раньше здесь воевала. Сейчас таких опасений уже нет. Они расспрашивают, что здесь было. Мы отвечаем. Мальчишки удивляются. Молдавия, даже побитая гражданской войной, кажется им богатой и ухоженной, они не понимают, против кого и за что тут можно было воевать. Некоторые, подавшись сюда, воображали увидеть «черных», как в Средней Азии, а молдаване вполне европейский по внешности народ. Один воин, перепутав Бендеры с «бандерами», лишь на днях прозрел, что приехал не туда, куда хотел, и до польского шмотья ему не дотянуться. Впрочем, такую же глупость я слышал прошлым летом в одной из донских электричек. Ребята думали, что здесь серьезные проблемы давно, а им говорят, что они начались только при Горбачеве, да и то не сразу.