Раненый город

За памятником Штефану начинается парк имени Пушкина. Вихрастая голова поэта на небольшом темном постаменте по-прежнему насмешливо взирает на прохожих. Вокруг те же лавочки и подстриженные кусты живых изгородей. Не видать за ними силуэтов боевиков, отошедших от памятника Штефану, чтобы справить малую нужду и втихаря поднять собственный дух, «залив сливу». Мусорные урны на положенных им местах. От Пушкина по направлению к проспекту идет аллея классиков молдавской литературы. Вдоль аллеи стоит множество бюстов. Большинство из этих писателей и поэтов ни мне, ни большинству людей неизвестны. Их наследие — удел знатоков литературы и языковедов. Но если творчество поэта или писателя хоть кому-то, пусть небольшой части народа, близко, почему не поставить ему бюст? Однако то, что я вижу сейчас, утратило связь с реальностью. Это больше не аллея классиков, а разобранный стоунхендж. Как на кладбищенской аллее, новые бюсты теснят старые, загромождая выход на проспект. Молдавских (или румынских?) классиков теперь вдвое больше, чем классиков русской и английской литературы, вместе взятых!

Пока я пробираюсь между бюстами, впереди показывается долгожданный троллейбус, и я галопом несусь через центральную улицу к остановке. Догнал! Запрыгиваю на заднюю площадку. Звенящий электромотор, сработанный на московском заводе имени Урицкого и в числе сотен других моторов подаренный столице южной республики, несет меня мимо кинотеатра «Патрия», потом вниз мимо мединститута, за пределы центра города, туда, где начинаются спальные и рабочие районы. Не доезжая до обувной фабрики «Зориле», троллейбус поворачивает по кольцу, где я прошлый раз подскочил от бэтээра, и устремляется на новый подъем, на Боюканы.

Такие знакомые улицы большого южного города, в котором прожиты долгие годы, теперь кажутся чужими. На этой земле захватили власть те, кого я осознанно ненавижу. Линиями границ она уже отделена от других частей моей жизни, от других краев, в которых тоже прожито много лет. Они зовут меня, и я теперь не с Молдавией. Пусть все дома и деревья остались здесь прежними и большинство живущих здесь людей по-прежнему хорошие люди. Но той подлости и злобы, что была выплеснута националистами, уже не забыть. Это уже не часть моей Родины. Но здесь остаются мои друзья, у которых нет выбора и другого пути, потому что они здесь родились.

Мне повезло — Витька дома. И он мне рад. Идем в гости к Олегу и Лиле. Понемногу собралась довольно большая компания. Беседуем о домашних делах, перспективах на будущее, видах на работу и заработки. Вспоминаем, кого из общих знакомых видели. Витька и Олег просят: не надо из Молдавии уезжать, все утрясется. Работать я могу с ними. Отрицательно качаю головой. Отдельные мои фразы вызывают недоверчивое удивление:

— Где-где, ты говоришь, он стоял?! На танкоопасном направлении?! Ой, не могу! Вот сказанул! Название улицы, что ли, забыл?

Бессмысленно и не нужно подробно рассказывать. Они не понимают и не поймут. И это естественно.

Разговаривая со своей родственницей или подругой, Лилька говорит:

— А он всегда был на политике психованный. Прошлой осенью, когда уезжал, вместе идем и он на всю улицу возмущается: «Да я сюда теперь только на танке приеду!» Нам вроде бы обидеться на такие слова надо, а на самом деле так смешно было!

— Извиняйте, — отвечаю, — парад задерживается, танка не было. Пистолет, и тот не дали.

Просидев за столом с вином и разговорами до позднего вечера, ночую у них, и на следующий день остаюсь в гостях как можно дольше. Здесь хорошо быть. Будто никогда не звучали на улицах за этими стенами хоровые и мегафонные вопли, не дымились поджоги, не сносили памятников. Будто республика так и продолжала жить дружно. В третьем часу дня приходится все же идти, чтобы до отправления последнего автобуса успеть зайти в студенческие общежития.

Сначала еду на другой конец города, в общагу на улицу Бельского. Но там никого не застаю. Та же тишина за дверьми ждет меня по другим адресам на Ботанике. Прежде чем двигать на автовокзал, решаю заскочить на несколько минут в студгородок. И там неудача. Учеба давно началась, но изменившаяся жизнь разогнала всех. Стипендий считай что нет, инфляция, дороговизна. Беззаботные выходные стали для студентов роскошью. Многие давно уже прогуливают занятия, находясь где-то на заработках… Некоторые ребята из русских групп перевелись в украинские и русские вузы. Ведь не факт, что не будет новой волны национализма и русским дадут закончить университет, на стенах которого стыдливо закрашены угрозы, а коридоры и залы внутри оклеены плакатами с новым молдавским гербом. Несмотря на увещевания преподавателей, мы срывали и царапали их где только могли, но раз за разом крестатых куробыков клеили снова.

Ухожу из городка, и тут меня кто-то громко окликает: «Эй ты, как тебя зовут? Ты такой-то?». Останавливаюсь, говорю, что я.

— У Бендерах был?

Теперь слышу типичный молдавский акцент.

— Был.