Раннее, раннее утро

Я шел следом за ней. Ее маленькие белые пятки шлепали по мозаичному полу, гибкая фигурка шуршала розовым шелком. Мы вошли к ней в комнату. Голубое стеганое одеяло было откинуто — видно, она только что встала с постели. Она нырнула в еще не остывшие простыни, мелькнув своими тонкими, стройными ножками.

— Садись сюда! — сказала она.

Дрожащими руками я пододвинул к ночному столику синий пуфик. Мы были совсем одни в пустой квартире; я мог бы даже задушить ее, если б захотел. Но в ее безмятежном взгляде не было и следа опасения…

— Ну и вид у тебя! — заметила она. — Будто вылез из умывальника…

Я промолчал.

— Вчера ты хватил через край! — подняв пальчик, добавила она с укоризной.

— Это ты хватила через край.

— Я? — удивленно спросила она. — Чем же?

— Своим жалким флиртом с моим отцом.

— Ууу, жалким! — насмешливо сказала она. — Отчего же жалким?

— Оттого, что вы разыгрывали его передо мной! — ответил я. — И оттого, что он годится тебе в отцы.

— Спасибо, мне хватает своего! — с иронией отпарировала она. — Когда толчешься целые дни с мальчишками, любой мужчина начнет нравиться…

Я расхохотался — притом совершенно непринужденно.

— Он все, что угодно, только не мужчина! — сказал я с презрением. — Он пример антимужчины.

— И это говоришь ты? — язвительно спросила она.

— Да, именно я! Пусть у меня мало своего, но оно настоящее… А у него ничего нет… Нет ни идей, ни характера, ни совести. Нет ничего, кроме некоторого общественного положения… И он держится за него, как слепой за палку… Попробуй царапни его ногтем — сразу же затопчет тебя в грязь.

— Я не знала, что ты такой! — с удивлением сказала она.

Я чувствовал, что задыхаюсь и уже хриплю от ярости.

— Может быть, я круглый идиот, — орал я. — Но зато я не жесток и не эгоистичен. Разве ты не поняла, что вчера тоже потерпела полное фиаско?..

Она приподняла бровки.

— Какое фиаско?

— И еще спрашиваешь! Разве он не отказался пойти с тобой в бар? Хотя ты умоляла чуть не на коленях.

Она покраснела, поджала и надула губы.

— Ничего ты не понимаешь! — сказала она с досадой.

— Понимаю, что тебе показали фигу! — ответил я. — И не потому, что ему не хочется… Он боится скомпрометировать себя… По-твоему, трус тоже мужчина?

Глаза ее сверкнули как звезды.

— Сейчас я докажу тебе обратное! — резко сказала она. — Принеси телефон из гостиной!

Двигаясь как лунатик, я приволок телефон, и она проворно включила его в розетку за ночным столиком.

— Какой у него прямой телефон?

Я, как отпетый дурак, назвал ей номер. Она тотчас набрала его своим тонким пальчиком.

— Это товарищ Игнатов?.. Добрый день!.. Бистра вам звонит! — Лицо у нее сразу как-то прояснилось и стало приветливым. — Вы не сердитесь, что я вас беспокою?

Она крепко прижала трубку к уху и еле заметно подмигнула мне. И все же я прекрасно слышал идущий из мембраны небывало мягкий, ласковый голос, какого я еще ни разу не слышал у отца.

— Да! — говорила Бистра. — В сущности… я могу дать вам возможность извиниться передо мной… Лучше всего сегодня же… Вот как? — Она рассмеялась. — Ну, хорошо, я буду ждать вас в семь часов… в кондитерской «Берлин»… Место удобное… Хорошо! — продолжила она после краткого молчания. — Тогда вы можете туда и не заходить… Я увижу вашу машину в окно.

Щелкнула положенная трубка. Я был так поражен, что прирос к месту.

— Ну? — торжествующе сказала она.

Я молчал.

— Теперь ты понял, что ничего не понимаешь?

Но я еле расслышал ее слова.

— Ты в самом деле пойдешь туда? — наконец спросил я.

Наверное, мой голос прозвучал так странно, что она испытующе поглядела на меня.

— Н-нет, — нерешительно сказала она. — В сущности, я просто пойду и извинюсь… Иначе все получится совсем уж по-ребячески…

Откуда мне знать, только ли она извинится или уедет вместе с ним?.. Я сгорал от стыда, притаившись за будкой кассы на автомобильной стоянке. Он подъехал с минутной точностью и остановил машину у входа в кондитерскую. Вскоре из дверей торопливо вышла она и скользнула на переднее сиденье. Я заметил, что, прежде чем сесть в машину, она оглянулась по сторонам, словно чуя, что я где-то поблизости.

Машина тронулась с места и, свернув вправо, на большой скорости устремилась к Пловдивскому шоссе. Я со всех ног кинулся за ней. На углу я снова увидел знакомый светлый верх машины — она пересекала по прямой перекресток у Ректората. Ближе к Орлиному мосту ее задние огни затерялись в рое других красных точек.

В этот миг в душе моей бушевало лишь чувство беспредельного, унизительного стыда. Я все еще бежал — нарочно, чтоб никто не замечал моих слез. Под ветвями каштанов стало темней, не было видно и прохожих. Я приостановился, отер лицо рукавом плаща и попытался унять неудержимо дрожащие губы. Наконец в жуткой пустоте под черепом стали возникать какие-то мысли.

К счастью, на стоянке у Орлиного моста оказались свободные такси.

— В Панчарево! — сказал я, зябко забившись в угол.