Раннее, раннее утро

— Товарищ директор, в трудную минуту советуйтесь с главным референтом… Вы не промахнетесь он был правой рукой покойного директора и знал все тонкости дела…

— А мне это ни к чему! — с веселой живостью ответил директор. — У меня другой принцип — в трудную минуту каждый становится моей правой рукой…

Все же в интересах истины следует сказать, что директор в тот же день вызвал к себе Никифора Седларова. Как только главный референт узнал об этом, на его лице впервые после нелепой смерти Стоила Грамматикова заиграл слабый румянец. Он проворно встал со стула и зашагал к кабинету нового директора. И — о чудо! Чем ближе подходил он к знакомой массивной двери, тем больше чувствовал в себе силы, тем явственней ощущал, как тело его наливается приятной тяжестью. Сердце у него неистово билось, когда он распахнул дверь и вошел. Директор сидел в своем кресле и, хотя ему давно перевалило за пятьдесят, с юношеским любопытством уставился на своего подчиненного.

— К вашим услугам, товарищ директор! — довольно бодро отрапортовал главный референт.

— Садитесь! — сказал директор.

Никифор Седларов погрузился в знакомое кресло с чувством глубокого удовлетворения и пьянящего блаженства. Директор склонился над какой-то папкой. Если бы он не отвел взгляда от своего подчиненного, он неминуемо заметил бы в его глазах странное выражение — нетерпеливое, полное томительной надежды.

— Да-а-а! — многозначительно протянул директор. — Ваш отдел констатирует затоваривание готовой продукцией в виде кастрюль и сковородок… Чем вы объясняете это явление? Каково ваше мнение?

Его мнение? Главный референт глянул на директора отсутствующим взглядом. Что за вопрос? Его мнение! Он снова почувствовал, как силы покидают его и тело становится все более невесомым.

— Говорите! — с ноткой нетерпения напомнил директор.

Главный референт открыл рот и беззвучно выдохнул:

— Не знаю, товарищ директор…

— Что значит — не знаю? — нахмурился директор. — Государство вам платит, чтобы вы знали!.. Изучите вопрос и доложите!

Главный референт, как автомат, встал с кресла и направился к двери.

С этого дня события стали развиваться ускоренными темпами. Прежде всего сослуживцы заметили, что внешность главного референта стала быстро меняться. Он бледнел, таял на глазах, двигался бесшумно и незаметно. В анемичном лице не осталось ни кровинки, глаза приобрели цвет болотной воды. Гибкая фигура стала почти невесомой и неосязаемой, а ее контуры словно сливались с окружающей обстановкой. Более всего изменился голос — он замирал, становился неуловимым, будто доносился с расстояния — из какой-то далекой комнаты. Но особенно поражала сослуживцев его изменившаяся походка. Он передвигался по институту, как незримая тень. Никому не удавалось заметить, как он вошел в комнату, как возник перед чьим-то столом. Вдруг откуда-то доносился его слабый, далекий голос — как тихий зов с того света. Служащие пугливо озирались, оглядывали даже потолок и, наконец, замечали его. Беременная счетоводша Клементина Добрева так испугалась его внезапного появления, что ей пришлось взять непредусмотренный трудовым кодексом отпуск на пять дней для успокоения нервов.

— Этот человек и нам всем начинает действовать на нервы! — взмолились остальные женщины. — Скользит по комнатам, как загробный дух!

Еще через неделю главный референт стал до того бесплотен и бесшумен, что сослуживцы с трудом замечали его. Уже никто не спрашивал, занят ли он или же отсиживает часы. Все жалели его, покачивали головой и перешептывались меж собой. Только начальник отдела кадров поглядывал на него хмуро и с недоверием, — как наседка, которая по непонятной для нее причине вдруг высидела утенка.

В конце второй недели произошло событие, совершенно непостижимое для человеческого разума. Референт Спиридонов, который уже дней десять фактически замещал главного референта, зашел к нему в кабинет, чтобы спросить о какой-то потерявшейся папке. Когда он вошел в комнату, ему показалось, что там никого нет. Он повернулся было к двери, как вдруг услышал далекий, тихий и скорбный голос:

— Входите, Спиридонов, входите!

Спиридонов почувствовал, как ледяные мурашки пробежали у него по спине. Его массивная челюсть отвисла от страха, он повернулся, как во сне, и оторопело оглядел комнату.

В кабинете никого не было!

— Войдите и садитесь! — прошелестел голос.

Спиридонов вытаращил глаза, стараясь разглядеть источник звука, и только тогда увидел, что главный референт спокойно сидит на своем обычном место, за массивным письменным столом. Но он стал таким бесплотным и незримым, что еле выделялся на фоне стены.

— Извините, товарищ Седларов! — торопливо пролепетал ошарашенный Спиридонов. — Я и не заметил, что вы здесь!..

Он робко присел на один из стульев и попытался, взяв себя в руки, хладнокровно разглядеть своего начальника. И снова по его телу пробежали мурашки. Черты лица главного референта едва можно было различить, а контуры фигуры стали такими нежными, как будто он был не из плоти и крови, а из дыма.