{185}
А. Б. – инициалы Анны Бреславской (р. 1923), отбывавшей срок в лагере на Калужской заставе, где А. С. пробыл с 9 сентября 1945 г. по 18 июля 1946-го. В драме «Республика труда» (1954) стоит посвящение «Ане Бреславской», там она выведена под именем Любы Негневицкой. Включена в список свидетелей, чьи «рассказы, письма, мемуары и поправки» использованы при создании «Архипелага ГУЛАГа» (Т. 4. С. 14), упомянута там же, в главе «Музы в ГУЛАГе» (Т. 5. С. 398).Первая публикация: Труд-7. 2–8 апр. 1999.
{186}
{187}
Написано в декабре 1949 г. (см. ниже: «В такой вот вечер декабря…») на шарашке в Марфине. В тексте видны приметы Марфинской спецтюрьмы (старые липы, тюремный двор, где зэк может пройтись, с наслаждением погружаясь в воспоминания, и др.), запечатлённые позже в романе «В круге первом» (на 24–26 декабря 1949 г. приходится действие романа). В стихотворении автор обращается к Н. А. Решетовской.Это стихотворение – отклик на этапирование автора 19 мая 1950 г. из Марфина в Бутырскую тюрьму.
Первая публикация: Труд-7. 2–8 апр. 1999.
{188}
Тюремное свидание, о котором рассказывается здесь, описано также в романе «В круге первом» (глава «Свидание») (Т. 2. С. 269–277).
{189}
{190}
А. С. был отправлен этапом из Москвы 25 июня 1950 г. в вагоне, прицепленном к поезду «Москва – Новосибирск», и после месяца на Куйбышевской пересылке прибыл в Экибастузский каторжный лагерь 20 августа.
Первая публикация – под названием «С верхней полки столыпинского вагона»[169]
. Причина замены «столыпинского вагона» на «вагон-зак» понятна из объяснений А. С. в «Архипелаге ГУЛАГе»:«“Вагон-зак” – какое мерзкое сокращение! Как, впрочем, все сокращения, сделанные палачами. Хотят сказать, что это – вагон для заключённых. Но нигде, кроме тюремных бумаг, слово это не удержалось. Усвоили арестанты называть такой вагон “столыпинским” или просто “столыпиным”. ‹…›
История вагона такова. Он действительно пошёл по рельсам впервые при Столыпине: он был сконструирован в 1908 году, но – для переселенцев в восточные области страны, когда развилось сильное переселенческое движение и не хватало подвижного состава. Этот тип вагонов был ниже обычного пассажирского, но много выше товарного, он имел подсобные помещения для утвари или птицы (нынешние “половинные” купе, карцеры) – но он, разумеется, не имел никаких решёток, ни внутри, ни на окнах. Решётки поставила изобретательная мысль, и я склоняюсь, что большевицкая. А называться досталось вагону – столыпинским… ‹…›
И ведь не обвинишь гулаговское начальство, чтоб они пользовались термином “столыпин” – нет, всегда “вагон-зак”. Это мы, зэки, из чувства противоречия казённому названию, чтобы только называть по-своему и погрубей, обманно повлеклись за кличкой, подсунутой нам арестантами предыдущих поколений, как легко рассчитать – 20-х годов. ‹…› Это, безусловно, могли быть только “революционеры”, вдруг, для себя неожиданно завлечённые в чекистскую мясорубку: или эсеры, или анархисты (если кличка возникла в ранних 20-х), или троцкисты (если в поздних 20-х). Когда-то змеиным укусом убив великого деятеля России, ещё и посмертным гадким укусом осквернили его память» (Т. 4. С. 436, 437).