Раннее (сборник)

{191} Едем на каторгу, в медные копи. / Вытравит лёгкие в месяцы медь. – Поезд «Москва – Новосибирск» указывал только на восточное направление, выбранное для этапа. А местом назначения могли быть и Среднее Поволжье, и Южный Урал, и вся Сибирь, и, как замечает А. С. в «Архипелаге ГУЛАГе», «наш Казахстан с джезказганскими медными рудниками» (Т. 4. С. 453). О них он услышал осенью 1941 г. в Морозовске от старого инженера Николая Герасимовича Броневицкого. «Он потерял здоровье в тюрьмах, знал больше, чем одну посадку, и лагерь не один – но со вспыхнувшей страстью рассказал только о раннем Джезказгане – о воде, отравленной медью; об отравленном воздухе; об убийствах; о безплодности жалоб в Москву. Даже самое это слово Джезказган подирало по коже тёркой, как безжалостные те истории» (Т. 6. С. 21). В повести «Люби революцию» Броневицкий выведен под именем Иллариона Феогностовича Диомидова.

КАМЕНЩИК

Написано осенью 1950 г., вскоре после того как А. С. попал в Экибастузский лагерь, на кладке барака усиленного режима в лагерной зоне.

«Мы, четверть сотни новоприбывших, большей частью западные украинцы, – рассказывает А. С. в «Архипелаге ГУЛАГе», – сбились в одну бригаду ‹…› Получилась из нас бригада смирная, работящая (западных украинцев, недавно от земли, ещё не коллективизированной, не подгонять надо было, а впору, пожалуй, удерживать). Дней несколько мы считались чернорабочими, но скоро объявились у нас каменщики-мастера, а другие взялись подучиться, и так мы стали бригадой каменщиков. Кладка получалась хорошо. Начальство это заметило и сняло нас с жилого объекта – с постройки дома для вольных, оставило в зоне. Показали бригадиру кучу камней у БУРа ‹…› пообещали, что камни с карьера будут подвозить непрерывно. И объяснили, что тот БУР, который стоит, это только половина БУРа, а нужно теперь пристроить такую же вторую половину, и это сделает наша бригада.

Так, на позор наш, мы стали строить тюрьму для себя» (Т. 6. С. 66).

Стихотворение включено в «Архипелаг ГУЛАГ» (Там же. С. 67). Перепечатано: Труд-7. 2–8 апр. 1999.

{192}Вот – я каменщик. Как у поэта сложено, / Я из камня дикого кладу тюрьму. – Отсылка к стихотворению В. Я. Брюсова «Каменщик» (16 июля 1901): «– Каменщик, каменщик в фартуке белом, / Что ты там строишь? кому? / – Эй, не мешай нам, мы заняты делом, / Строим мы, строим тюрьму»[170].

Был майор. Стена не так развязана. / Первых посадить нас обещал. – Майор Максименко, начальник Экибастузского лагеря. Неоднократно упоминается в «Архипелаге ГУЛАГе» (См. именной указатель в т. 6).

ХЛЕБНЫЕ ЧЁТКИ

{193} В «Архипелаге ГУЛАГе» А. С. рассказывает, как в тюрьме и лагере для верности раз в месяц повторял всё, что успел сочинить и заучить. Поначалу он выстраивал на портсигаре в два ряда двадцать спичечных обломков: верхний ряд – десять единиц, нижний – десять десятков. Произнеся про себя строчку, перемещал одну верхнюю спичку в сторону. Переместив десять верхних спичек, перемещал одну нижнюю. Каждая пятидесятая и сотая строки запоминались особо – как контрольные. Затем он перешёл на хлебные чётки. «На Куйбышевской пересылке, – продолжает писатель, – я увидел, как католики (литовцы) занялись изготовлением самодельных тюремных чёток. Они делали их из размоченного, а потом промешанного хлеба, окрашивали (в чёрный цвет – жжёной резиной, в белый – зубным порошком, в красный – красным стрептоцидом), нанизывали во влажном виде на ссученные и промыленные нитки и давали досохнуть на окне. Я присоединился к ним и сказал, что тоже хочу молиться по чёткам, но в моей особой вере надо иметь бусинок вкруговую сто штук (уж позже понял я, что довольно – двадцатки, и удобней даже, и сам сделал из пробки), каждая десятая должна быть не шариком, а кубиком, и ещё должны на ощупь отличаться пятидесятая и сотая. Литовцы поразились моей религиозной ревности (у самых богомольных было не более чем по сорок бусинок), но с душевным расположением помогли составить такие чётки, сделав сотое зерно в виде тёмно-красного сердечка. С этим их чудесным подарком я не расставался потом никогда, я отмеривал и перещупывал чётки в широкой зимней рукавице – на разводе, на перегоне, во всех ожиданиях, это можно было делать стоя, и мороз не мешал. И через обыски я проносил их так же в ватной рукавице, где они не прощупывались. Раз несколько находили их надзиратели, но догадывались, что это для молитвы, и отдавали. До конца срока (когда набралось у меня уже 12 тысяч строк), а затем ещё и в ссылке помогало мне это ожерелье писать и помнить» (Т. 6. С. 94).

На Куйбышевской пересылке А. С. пробыл месяц – с конца июня по 29 июля 1950 г.

ПРАВО УЗНИКА

Первая публикация: Труд-7. 2–8 апр. 1999.