Мы опять стали водить хоровод, петь и падать в воду. И каждый раз что-нибудь смешило нас и все хохотали. Я подумала, вот мне и не грустно, я веселюсь и даже больше, чем во время обеда, когда мсье Жаки запустил клешней омара в стакан мадмуазель Долли, здесь смех приятнее, он искренней и сильнее, мне лучше с людьми моего круга, хозяева вместе со слугами не развлекаются. И я кружилась, прыгала, опять кружилась, опять прыгала и вдруг подумала: ну вот, Сюзон, муж-то тебе нужен из тех, с кем ты сейчас веселишься, такой, например, как продавец из рыбного магазина, с ним тебе всегда будет легко и ты будешь счастлива, а почему бы и не быть счастливой? Сперва будешь помогать ему в работе, сидеть за кассой, в мурлосской школе ты хорошо успевала по арифметике, могла бы помогать ему и продавать, ты ведь умеешь чистить камбалу и не боишься никакой крови, ни рыбной, ни поросячьей. Были бы у нас детишки, двое или трое, не больше, но и не меньше, я люблю детей, а потом перебрались бы в Мурлос, я и мой торговец рыбой, жили бы с мамой, а дочка пошла бы учиться в мастерскую к монахиням. И так мне было хорошо помечтать обо всем этом, так приятно!
А когда мы вылезли из воды и продавец из рыбного, да и другие тоже, с кем мы купались, предложили обсохнуть вместе на песочке, я сказала: с удовольствием, и Иветта тоже. Она развеселилась, Иветта, и даже похорошела, так что ее худоба совсем не бросалась в глаза. А я чувствовала, что я красивая, вытерла волосы махровым полотенцем и потрясла ими. Продавец из рыбного говорит:
— Это, как его, у вас, того, волосы красивые какие.
Другие девушки посмотрели на меня, они, конечно, были с ним не согласны, но не показали виду. Сами-то они захотели, чтобы все было по моде, и все коротко постриглись и сделали себе перманент. У той, что из галантереи, прическа была, как у мадам Жаки, на каждом ухе мелкие завитушки, а у барышень с почты — скорее как у мадмуазель Долли, с валиком вокруг головы. Когда я прошлой зимой была в Мурлосе, как раз в это время там забивали свиней, девчата из мастерской говорили: ты чего ждешь, Сюзон, почему не обстригаешь волосы и не делаешь перманент? Разве я могла выдать им, что мсье Бой сказал мне однажды, не так давно: слушай, Сюзон, если отрежешь волосы, я с тобой перестану разговаривать и даже отрежу тебе голову. Девочкам из Мурлоса я тогда сказала, что хозяйка так хочет, но продавцу из рыбного не стала говорить про хозяйку, в таком разговоре хозяевам нет места, и ответила: мои родители хотят, чтобы волосы у меня были длинные.
— У моей сестры, — сказал продавец из рыбного, — тоже волосы были длинные, как у вас, недавно обстригла, а жаль, Элизой ее зовут.
А его зовут Пьер, продавца из винного магазина — Мигель, они братья. А продавщицу из галантереи — Анриетта, барышни с почты — одна Жинетта, другая — Маричу, они двоюродные сестры. Горничную с виллы «Игуския» зовут Роланда, а шофера — Альбер. Мы с Иветтой назвали наши имена, сказали, что мы — горничные, как Роланда, но не сказали у кого и на какой вилле: я, например, не люблю все сразу говорить. И никто не настаивал. Еще немного поговорили о волосах, а потом Пьер сказал, что хочет угостить нас засахаренными фруктами. Мимо как раз проходил продавец с большой плоской корзиной, на ней были разложены засахаренные абрикосы и сливы на палочках. Я уже давно Иветте говорила, что надо как-нибудь полакомиться фруктами в сахаре. Это очень красиво, а если еще и так же вкусно, как красиво, то вообще замечательно. Пьер сказал: выбирайте, Сюзон, а я сказала: спасибо, Пьер, и взяла палочку с абрикосами и откусила.
— Ой, как вкусно! — сказала я.
И другие сделали, как я, кто выбрал сливы, кто абрикосы, и все говорили Пьеру спасибо, как вкусно, как замечательно! В нашем уголке пляжа у всех было хорошее настроение. Шофер Альбер рассказал нам разные истории, которые случились в Бордо, где он живет, а Пьер и Мигель рассказали, что происходит в Стране Басков, они баски, из Сара, деревни у самых гор, там живут их родители и сестра Элиза, та, что волосы обстригла, у них хорошая ферма, сказал Пьер, кукурузное поле, пастбище на склоне горы, овцы, куры и даже упряжка волов.
И я подумала: Сюзон, Мадонна Бюглозская подает тебе знак, разве ферма в Стране Басков так уж отличается от фермы в Ландах? И разве овцы не такие же там и тут? Кукуруза разве не везде одинаковая? А волы так уж отличаются от мулов? Разве жизнь в Саре была бы труднее, чем в Мурлосе? Может, ты гор боишься? Так я мечтала, пока Пьер рассказывал о горах, где они пасут овец, а когда Жинетта и Маричу вспоминали разные забавные случаи, какие у них на почте бывали с приезжими, я смеялась вместе со всеми, но почти не слушала, я думала, сейчас лето, он развозит товар из рыбной лавки, так, может, он покатает меня на лодке. На красивой голубой лодке, какие плавали по Бидассоа до гражданской войны. Разве это хуже, чем по озеру Леон, особенно если война окончится? Я сказала Пьеру: как-нибудь свозите меня в Сар познакомиться с вашей сестрой Элизой?