Раннее утро. Его звали Бой

Для мадам Макс Берто-Барэж.

Отель «Булар»,

улица Риволи,

Париж

Милая мамочка!

Спасибо за открытки, мы их получили сегодня утром. Больше всех мне понравились: Вандомская площадь, потому что она находится рядом с вашей гостиницей, фонтан Тюильри, потому что вы видите его из своего окна, и, наконец, Фонтан кактусов на Выставке. Дядя Бой был прав: он похож на огромный алмаз.

Зато мне совсем не понравился павильон Германии. По-моему, у этих трех каменных голых мужчин перед храмом с мрачными колоннами (прямо как тюрьма) грубые и жестокие лица. Эти мужчины напомнили мне изображения варваров из учебника истории: гуннов, вестготов, и, прошу не смеяться, будь на них мантии из грубой ткани, они были бы похожи на судей Жанны д’Арк, на епископа Кошона.

Я расположила Ваши открытки рядом с теми, что прислала мне из Италии Сабина де Солль, веером вокруг зеркала в ванной. Так что я и засыпаю, и просыпаюсь, глядя на них. Словно говорю вам обоим: спокойной ночи и с добрым утром.

Я уже пять раз перечитаю письмо, полученное вчера. Два раза вслух — для Жизели и Нади. Три раза — для себя. Я так люблю Ваш почерк, мамочка, особенно «Д» заглавное и «г» маленькое. И как у Вас красиво получаются прямые палочки в «т» и в «п»! У меня вот «п» похожи на «и». Я слишком быстро пишу. Матушка Дастье говорит, что это может подвести меня, когда я буду сдавать экзамен по риторике.

Я рада, что ваше пребывание в Париже проходит в приятной обстановке и что вам удалось увидеть спектакль по пьесе Жироду «Электра». Я восхищаюсь характером Электры! Когда я смогу читать Жироду? В школе его не проходят. А жаль, правда? Не забудьте привезти мне программу. Дядя Бой уже показал мне фотографии актеров. По-моему, Мадлен Озрэ очаровательна, она напоминает мне Сабину де Солль. Конечно, она намного старше ее. Но у них одинаковый лоб и цвет волос. Сабина могла бы играть Электру, как Мадлен Озрэ, если бы захотела стать актрисой. Но я думаю, что мсье де Солль такого не допустит. А ведь он с ней менее суров, чем папа со мной. Кстати, Вам не кажется, что у папы и Луи Жуве похожие глаза?

Какая радость, что Вам понравились «Три вальса»! Дядя Бой так и говорил, что Вам понравится. Правда ведь, Пьер Френэ восхитителен? Особенно в цилиндре. Дядя Бой великолепно его изображает. Когда вернетесь, попросите его прочесть:

Не помню, чтобы жизнь прекрасней
Казалась мне когда-нибудь,
И птиц вечерних щебетанье
Так тихо наполняло грудь.

Ах, как он удлиняет все «н», совсем как Пьер Френэ! Когда он произносит «наполняло», слышится «нннна-полняло».

Вы не пишете ничего о ночных кабачках. Были ли вы у Флоранс? Или еще пойдете? Мне не терпится узнать, как вы танцевали и какое впечатление на окружающих произвело Ваше парчовое болеро. А какой был оркестр? Я так люблю оркестры!

Здесь жизнь течет по-прежнему. Погода отличная, дядя Бой все время здесь. Гранэ не так строга, как раньше, Мария Сантюк, Иветта и Сюзон, как всегда, стараются вовсю. Зато Нэнни О все еще слаба. А тетя Кати, как всегда, невыносима. Учинила скандал из-за того, что в воскресенье я попросила разрешения у Гранэ пойти на восьмичасовую мессу в часовню в Андай-пляже. Как Вы знаете, на этой мессе присутствуют дети из приюта «Ни-Марэн». Тетя Кати стала кричать, что там все дети туберкулезные, что они нас заразят, даже если мы будем в другом конце часовни, что их микробы обязательно набросятся на нас, особенно на Надю. Сказала еще, что дети из «Ни-Марэн» дурно пахнут, что им, видимо, никогда не моют ноги, что их воспитатели и воспитательницы неблагонадежны и что по вечерам многие из них в кафе Андай-города пьют вино и разговаривают с испанцами, явно красными. Гранэ уступила, потому что ей не хотелось с тетей спорить, и нам пришлось идти на большую мессу в церковь в Андай-городе, которая начинается в пол-одиннадцатого. Мы там не смогли причаститься, к тому же потеряли прекрасное утро и не успели на пляж. Как раз в воскресенье дядя Бой хотел взять нас порыбачить сачками возле Двух Близнецов.

В виде компенсации Гранэ позволила Жизели и Наде после мессы обедать со всеми в столовой. Они хорошо себя вели, как Вы учили, жевали с закрытым ртом, а между двумя блюдами держали руки сложенными перед тарелкой. И за весь обед ни одного слова не проронили. Но во время десерта, когда Гранэ похвалила их и разрешила взять еще по одной порции абрикосовой шарлотки, которая у Марии Сантюк получается бесподобно, тетя Кати, съевшая только овощной бульон и одно печеное яблоко, взорвалась. Сперва она набросилась на Жизель. Сказала, что та совсем расплывется от жира, если будет есть по два десерта, и что вот уже два дня у нее дурно пахнет изо рта, что у нее, должно быть, запор и что ей следует поставить клизму. Если бы Вы ее слышали! Как она скандировала это слово: «клизму»! Это было ужасно! Звучало, как какой-то воинственный клич. Жизель, естественно, заплакала. Дядя Бой утешал, как мог, сказал, что, напротив, у нее очень приятное свежее дыхание, и добавил: «Ты напоминаешь мне мисс Черэми». Помните даму с рекламного плаката, который висит у него в комнате на улице Курс? Она сидит на пятках, голова запрокинута, а над ней витает дымок, образующий слова: «Ароматный воздух». Жизель перестала плакать, а Гранэ сухим тоном потребовала, чтобы тетя Кати прекратила мучить восьмилетнего ребенка.

Но тетя Кати уже завелась. Она еще возвысила голос и заявила, что Вы нас воспитываете вопреки всякому здравому смыслу. Что Вы совсем-совсем не умеете за нами ухаживать. Что я, например, не только стану потаскухой (а что такое — потаскуха?), но что я еще и не выросла ни на один сантиметр с прошлого года. Что папа, вместо того чтобы думать только о своем гольфе, лучше бы отвел меня к специалисту по росту детей, что она знает одного такого, благодаря которому сын ее подруги Мэри Байребен за шесть месяцев вырос на целых шесть сантиметров. Что из-за плавания позвоночник уплотняется, а морская вода в конце концов скрючивает кости. Я думала о Вас и поначалу помалкивала, но в конце концов не выдержала. Сказала тете Кати, что она всегда пользуется вашим отсутствием, чтобы наговаривать гадости на нашу семью, что папе надоели эти нападки и он уже решил, что из-за нее мы уедем из дома на улице Курс и переберемся в квартиру возле Бордоского парка. И что на следующее лето я поеду в Англию, а сестрички поедут в семью папы, возле Нанта.

Конечно, я сказала все это не на одном дыхании. Гранэ поругала меня: «Хильдегарда, ну послушай, довольно». Потом: «Хильдегарда, еще одно слово, и ты выйдешь из-за стола». И наконец: «Вон из-за стола!» Когда я вставала, чтобы выйти, дядя Бой запел мою любимую песенку по-английски «You are ту lucky star»[18] и протанцевал со мной вокруг стола, а потом и с Жизелью, и с Надей. Все смеялись, даже Гранэ.

Но тетя Кати не сдавалась. Тогда дядя Бой пригласил ее совершить с ним после обеда прогулку в «толботе». Предложил проехаться по дороге от моря, ведущей в Сар, Аскэн, Беоби, Бириату. Чтобы окончательно убедить ее, он называл ее «Катья» и пропел ей песенку Мирей: «Дорожка та идет через орешник, нет у нее начала, нет конца». Она улыбнулась и согласилась. Я видела их в половине четвертого. Дядя Бой поднял верх у машины, чтобы тете Кати не мешал ветер, и она села в автомобиль, элегантная как никогда, безо всяких свитеров и шарфов. На ней был костюм, которого я никогда не видела, из желтого полотна, и красивая соломенная шляпка. И вечером, за столом, она не придиралась ни к сестричкам, ни ко мне. У нее были другие сюжеты для рассказов! Прежде всего — советы: на будущий год Гранэ должна снять дом в Саре. Какой это спокойный уголок, Сар! Никакого сравнения с этим бедламом — Андаем! И природа в горах гораздо здоровее, чем у моря! Гранэ отвечала: «Посмотрим». А тетя Кати перешла к Бириату. Она пила чай и ела баскское пирожное в харчевне, куда папа возил нас в позапрошлом году. Я отлично помню террасу, на которой пьют чай. Она вся заросла цветами, и с нее открывается вид на границу с Испанией. Сначала, сказала тетя Кати, все было спокойно. Испанский пейзаж не изменился. Правда, уже не было видно ни крестьян, работающих возле ферм, ни скота. Но холмы по-прежнему зеленые, и сосновые леса уцелели. О гражданской войне напоминали только будки часовых для наблюдения за речкой Бидассоа. Хотя долгое время в будках никого не было. Потом вдруг они заполнились, появились солдаты, послышались выстрелы. Несколько человек, приехавших в Бириату так же, как и они, попить чайку, вскочили с возгласами: «Поехали, здесь становится опасно!» Другие говорили: «Давай пойдем, посмотрим!» Тетя Кати поступила по-иному. Она попросила дядю Боя не вставать с места и оставаться рядом, и дядя Бой, чтобы сделать ей приятное, остался сидеть. Так она спокойно допила чай и доела пирожное. А когда вернулись любопытные зеваки, ходившие посмотреть, что там были за выстрелы, она даже не пожелала слушать их противоречивые рассказы, (одни говорили, что видели голову пловца в реке, другие видели только собаку, третьи вообще ничего не видели). Тетя Кати попросила дядю Боя спуститься с нею к машине и вернуться на виллу. Он выполнил ее желание, и она сказала, что он вел себя как истинный джентльмен.

А что если это была правда, мама, если те зеваки были правы? Что, если действительно какой-то человек пытался вплавь перебраться через Бидассоа, чтобы спастись во Франции? Если солдаты стреляли в него, Вы смогли бы спокойненько доесть баскское пирожное? И помешали бы дяде Бою прийти на помощь беглецу?

Вы можете объяснить мне наконец, почему Ваша сестра такая злая? Я пойму, уверяю Вас. Мне скоро тринадцать, но брат Сабины де Солль считает, что я умнее своего возраста. Скоро я пойду в следующий класс, к тому же я прочла много книг. Позавчера, во время послеобеденного отдыха, я читала, сидя на балконе Вашей комнаты. Тетя Кати поднялась к себе отдохнуть. Гранэ и Долли де Жестреза остались одни на террасе, и я слышала их разговор. Гранэ рассказала, что тетя Кати была обручена с молодым человеком по имени Бобби дю Верье или Дюверье (я не могла угадать, было «дю» частицей или началом фамилии). Гранэ сказала, что этот Бобби был очарователен и безумно влюблен в тетю Кати, что у родителей его было процветающее предприятие по производству коньяка и замок в Шаранте. Что с ним стало, мама? Он умер? Или разорвал помолвку с тетей Кати? Почему? И почему, почему тетя Кати сменила его на этого некрасивого дядю Жаки с таким отвратительным характером и вдобавок с хроническим синуситом?

А Долли по-прежнему живет в Андае. Я надеялась, что она уедет одновременно с Вами, вернется к себе в Аркашон. По ее словам, там у них прекрасная вилла, отличная рыбацкая лодка, очень умелый матрос, научивший ее управлять парусом. Со своим братом Франком она даже участвует в регатах. Почему же она все еще здесь? Прилично ли это? Разве можно девушке, которая не обручена с молодым человеком, вот так торчать в его семье? Я понимаю, Гранэ была бы счастлива, если бы дядя Бой женился на Долли. Но ведь, мамочка, я убеждена, что она вовсе не та женщина, какая ему нужна. Может быть, я жестоко рассуждаю, но считаю ее отчасти виноватой в той ужасной автокатастрофе, в которую он попал в прошлом году на «лагонде». А ей все мало. Этим летом она все время пристает к нему, когда он ведет свой «толбот». «Быстрей, быстрей!» — непрерывно твердит она.

Что касается Зузу Вардино, то она уже больше не сердится на дядю Боя. Прошлым вечером она приехала в открытом «крайслере» цвета кофе с молоком. С ней были ее друзья: Жерар, Лионель и Эрве. Меня они называли и милашкой, и малышкой, и блошкой, и букашкой. Чтобы эпатировать тетю Кати, которая находит ее очень забавной, и чтобы соблазнить дядю Боя, Зузу рассказала кучу всяких историй. Сказала, что собирается быть на всех мероприятиях двухнедельного фестиваля на баскском берегу: на теннисном турнире в Агилере, организованном газетой «Фигаро»; на маскараде у какого-то маркиза в Сокоа; на боях быков на аренах в Байонне, где она уже абонировала лучшие места, там, где тореадоры размахивают плащом: она знакома с двумя из них, самыми знаменитыми, по имени Ортега и Баррера, и хочет пойти перед началом боев к ним в гостиницу пожелать успеха, а после боя при всех бросить им букет цветов. И еще она похвасталась: «Если Баррера получит право отрезать быку ухо, он кинет его мне».

Тут дядя Бой весьма остроумно посмеялся над Зузу. Он сказал ей: «Если, случайно, твой господин Баррера бросит тебе по ошибке вместо уха целую голову быка, обязательно привези ее Марии Сантюк. Будем есть ее с оливковым соусом». О-о-очень недовольна была Зузу Вардино. Зато Долли хохотала громче всех. И я, малышка, блошка и букашка, была отомщена. А когда Зузу уехала в своем «крайслере» цвета кофе с молоком, Гранэ заявила, что семья Вардино — выскочки. А Долли добавила: «От их виллы в Сен-Жан-де-Люз так же разит нуворишскими замашками, как и от этого „крайслера“». На этот раз я с ней согласилась. Зузу Вардино мне всегда напоминает Иоланду Турнебуль из книжки «Образцовые девочки». Мне кажется, отец говорит ей, как говорил господин Турнебуль: «Не волнуйся, доченька. Монеток золотых у тебя будет вдоволь».

Сколько бы раз я Вам ни повторила, что дядя Бой при нас похож на ангела-хранителя, все равно будет мало. Он учит плавать Жизель, Надю и даже Сюзон, потому что она присматривает за нами на пляже, когда Нэнни О чувствует себя слишком усталой, чтобы нас туда сопровождать.

И вот еще приятные для Вас вести: я одолжила Жизели книгу «Веселые феи», а Наде — «Кашу графини Берты», а когда мы играем в крокет в садике у виллы Гюр Жеритца, я нарочно им проигрываю через одну партию.

Отдыхайте хорошо, мамочка, и пусть папа тоже хорошо отдыхает. В последнем письме Вы пишете, что он хочет заехать в Довиль. А зачем? В следующем письме не забудьте рассказать о Флоранс и ее оркестре. А Жозефина Бейкер? Ходили ли вы смотреть ее ревю? Я знаю, что оно называется Супер-Фоли и состоит из пятидесяти картин. Не забудьте и оттуда привезти мне программу. Хотя дядя Бой и рассказывал мне о них, я еще плохо представляю себе, что такое ревю.

Вот какое длинное письмо получилось, милая мамочка. Хочу, чтобы ответ Ваш был еще длиннее. Гранэ, дядя Бой, Жизель и Надя целуют Вас. Мария Сантюк, Иветта и Сюзон кланяются. Что касается тети Кати, I don’t know [19].

Любящая Вас и не забывающая папу

Хильдегарда