Раннее утро. Его звали Бой

Венсан Бушар приспособил под тир погреб Виолы — огромный подвал, в который спускаются по винтовой лестнице, в глубине ухоженного парка, между конюшнями и гаражом. На то, что в конюшнях не осталось лошадей, мальчикам было плевать (Венсан тоже не лошадник по натуре), но им в равной мере было плевать и на то, что темно-синий лимузин застыл на приколе в гараже за неимением бензина: им было достаточно погреба, это было их царство, там они проводили почти все светлое время суток. Раньше (когда — не говорили) некий винокур хранил там свой арманьяк в бочках дорогого дерева, в которых напиток приобретал свой цвет и фиалковый аромат. Когда поместье купил толстый мсье Бушар, бочки выбросили, заменив классическим отпускным хламом: садовой мебелью, подушками, матрасами, разобранным турником, трехколесными и двухколесными велосипедами, детскими колясками, наборами для игры в крокет и настольный теннис, куклами. Большинство этих разномастных предметов Венсан развесил на заплесневевших стенах. Для украшения? Нет, он не был ни художником, ни сентиментальным или чокнутым коллекционером, он вовсе не был чокнутым, он был изобретательным — что твоя кузина скажет о моих мишенях?

— Что скажешь о мишенях Венсана, Нина?

Я с отвращением смотрела на стулья, прибитые за спинку, на седла велосипедов, длинный ящик от игры в крокет, матрасы, словари, вдруг подхваченные нелепой левитацией. На коляски, похожие на огромных летучих мышей, на летающих кукол. Их побило яростным градом, все было изрешечено пулями, продырявлено, проткнуто. Венсану Бушару было чем гордиться: благодаря ему по замку Виолы бродила смерть.

— Хорошая мысль, — сказала я.

На следующий же день после моего приезда они стали учить меня стрелять, а чего ждать? Они прятали оружие в погребе, в ящике. Достаточно сдвинуть два-три остова, поскрести пол, щелкнуть замками. Появлялось сокровище, тщательно завернутое в тряпки и набивку для матраса: два охотничьих ружья устаревшего образца; карабин, который подарили Венсану на его первое причастие (легонький, тоненький, просто игрушка); револьвер, с которым, по его словам, он играл в русскую рулетку в год, когда сдавал философию (пуль к нему не было, так что это был просто символ, но мне нравилось представлять себе Бушара-сына, легшего виском на тонкое синее дуло); наконец, два пистолета, которые они купили для своей эпопеи Бог знает у кого и на каких условиях. В коробке из-под перчаток были еще три кинжала с серебряной рукояткой. Жан не мог сдержать восторга, пока это все распаковывалось. Сейчас увидишь, сейчас увидишь, это забавно, все забавно.

— Что привлекает кузину? С чего желаете начать?

Базарный торговец. Каких леденцов желаете? Что привлекает кузину? Что меня привлекает? Ты думаешь, Венсан Бушар, что правда придется тебе по вкусу?

— Пистолет, — сказала я, — немецкий пистолет. Если я себе когда-нибудь такой достану…

— Достанете?

Его липкий, бесстыдный взгляд. Его смех. Смех убийцы-весельчака на этом кладбище. Он продолжал:

— Вы можете достать себе такой? Оп-ля, и все дела? Ну, тогда вы нас будете патронами снабжать, это здорово…

— Что?

— У вас есть связи среди оккупантов. Вы ведь этим воспользуетесь, разве нет?

Хорошо удалась ему его фраза. С нужной интонацией, с иронией, с пряностями. Я не покраснела, не дрогнула, сказала только про себя: молодец, Хрум-Хрум, не теряла времени, сволочь. Только вот вопрос, как это она умудрилась излить свой яд в почтовой открытке, шифровальщица из нее никакая. Она, наверное, как-нибудь переправила письмо через демаркационную линию, я представляла, как она пишет тайком, ночью, закрыв дверь на ключ, приводит подробности, вычеркивает, переходит от простодушия (они каждое утро уезжают вместе верхом) к сдержанности (конечно, это не доказательство, но все же). Всегда, когда пишет Жану, она сначала делает черновик и надевает очки в золотой оправе. Глаза ее за ними становятся круглыми и плоскими, как монпасье. Я не торопилась ответить Венсану Бушару, вызывая в памяти монпасье, скрещенные ноги, зубы, дробящие сухари, и ненависть, от которой чернеют строчки на бумаге, острые связки в буквах т и п, тройки восклицательных знаков, молодец, Хрум-Хрум, кто это провозит контрабандой твою стукаческую прозу? Я приняла мягкое и безразличное выражение, которое специально отработала для Венсана и которое заставляло его трепетать от бешенства.

— Связи? — переспросила я. — Что значит связи?

Но Венсан становился агрессивен.

— Вы же знакомы с одним немцем, знакомы вы с ним или нет?

— Я знакома с немцем, я? С немцем, которого ты не знаешь, Жан?