Ранняя Италия и Рим

В час меж зарею и тьмой, когда ночь на исходе, а день еще не забрезжил, когда смертные жены в заботах о семьях, встав спозаранку, огонь раздувают и садятся у прялок, Вулкан свою спальню покинул, оставив супругу одну на скомканном ложе. С горнего неба он вихрем опустился на землю, туда, где остров Липара из Сиканского моря скалы подъемлет крутые. Есть в этих скалах, дымом и гарью пропахших, ходы, ведущие к Этне. Гулко в пещерах там раздаются удары молотов тяжких, пламя в горнах гудит, не смолкая, шипит раскаленный металл. Там циклопы[215] куют громовые стрелы, которые в гневе на землю мечет владыка-отец. Там творятся колеса для колесницы крылатой Марса. С нее он на брань поднимает мужей и твердыни. Там создается для гневной Паллады эгида с головою Горгоны, вращающей очи над обрубленной шеей.

– Отложите заказы бессмертных, – Вулкан повелел одноглазым. – Должно доспехи сковать для храброго мужа. Время не медлит. Употребите силу и быстроту, на какую способны, не забывая о наставленьях искусства.

Марс. Бог изображен отдыхающим после битвы; у его ног сидит Амур (античная статуя).

Едва он закончил, молча три великана – Бронт, Стероп, Пиракнон[216] – взялись за работу. Медь ручьем потекла. Расплавилось золото в горнах, соединяясь с металлом халибов, наносящим смертельные раны. Щит возникал огромный, единственно годный для отражения копий латинян, ибо он состоял из семи скрепленных друг с другом кругов, попеременно железных и медных. От ударов гудела пещера. Тяжко дышали мехи, воздух в огонь нагнетая. Шипела вода, соприкасаясь с раскаленным металлом. Вздымались и опускались могучие руки циклопов с железом, зажатым в клещах.

Рукопожатие

Лучи, что упали на остров Липару, где ковалось оружье Энея, птиц пробудили от сна и на кровле убогого дома Эвандра. Старец, с ложа поднявшись, сунул ступни в сапоги тирренской работы, подпоясался тегейским мечом[217], набросил на плечи пеструю шкуру пантеры и, в сопровождении свиты собак-волкодавов, стопы направил к Энею.

Эней в раздумье сидел. Аркадянин и троянец приветствовали друг друга рукопожатьем. Неторопливо начал Эвандр свою речь:

– Ведомо мне, что не погибнет Троянское царство, покуда ты здравствуешь, сын Венеры. Но не возлагай больших надежд на нашу подмогу, великий воитель. Заперты мы этрусским потоком. Рутул нас теснит постоянно, сотрясая грохотом меди наши жилища. Однако есть по соседству с нами город Агилла[218], принявший на холмы свои лидийское племя, славное в брани. Много веков он процветал, пока не одолел этот гордый народ силой оружия надменный Мезенций, тиран из тиранов, богов ненавистник. Страшно и вспомнить об им придуманных казнях – их самому бы ему испытать. Мертвых, с живыми связав, он оставлял их на долгую гибель в гное и тлене. Иссякло у агиллийцев терпенье. Город восстал. Ко дворцу подступили во всеоружьи, с огнем, порубили охрану тирана, друзей его истребили. Но удалось Мезенцию скрыться средь суматохи. Гостя преступного принял охотно Турн под защиту. Вслед за Агиллой восстала Этрурия вся, требуя выдать тирана. Вот тебе войско, Эней! Вот тебе корабли! На берегу они стоят кормою к корме.

Послов ко мне посылал прорицатель Тархон, объятый волненьем. Боги вещали ему, что одолеть врагов дано одним чужеземцам. А где их найти? Мне предлагал он корону и над Тирренией власть. Но куда мне она? Я для подвигов стар. Встретят они тебя как спасителя. С тобой я отправлю Палланта, рожденного мною от девы сабинской, близкой этой земле, ставшей ему отчизной. В нем все надежды мои и утешенья. Пусть, тобой восхищавшийся с детства, к Марса тяжким трудам он начнет привыкать под присмотром твоим. Будут с ним двести отборных мужей, аркадских всадников.

Едва он это промолвил, послышался грохот и рев тирренской трубы. Небо разверзлось. Сквозь рваные тучи блеснуло оружие. Мечи и копья сами сшибались. В страхе закрыл старец лицо, но Эней его успокоил такими словами:

– Не сулит это знамение зла тебе, друг мой. Оно отношенье имеет ко мне одному. Бессмертная мать ко мне взывает с Олимпа. Она уже обещала мне помощь в грядущей войне. Ты видишь на небе оружье Вулкана.

Кони за воротами давно уже ржали нетерпеливо, а Эвандр никак не мог руки оторвать от Энея и завершить разговор.

– О, если бы мне Юпитер вернул ушедшие годы и я бы остался таким, каким отнял в бою у владыки Эрила[219] три души, способные трижды сражаться, дарованные ему матерью Феронией[220]. Не пришлось бы мне тогда разлучаться с Паллантом. Тогда б и Мезенций не позволил себе зверствовать вблизи от пределов моих, истребляя множество граждан, навлекая позор на соседей. Теперь же мне остается одно: просить у Юпитера продлить мою жизнь, чтобы милого сына увидеть. Если же то не дано, пусть моя жизнь оборвется сейчас.

Проговорив это, старец лишился чувств, и слуги унесли его в дом. И только тогда Эней и его свита оседлали коней. Остальным он велел идти к кораблям и спуститься вниз по течению.