Ранняя смерть

Затем она отправилась за своей машиной, оставленной на другом конце городка перед домом, в котором жила. Ей очень хотелось бежать бегом, тело жаждало движения, адреналина. Но она не решилась. Вдобавок и обувь на ней была неподходящая, и одежда не та. Идти было всего десять минут, улицы были безлюдны, но Кэтлин не покидало чувство, что за ней наблюдают. Ей казалось, что за каждым окном кто-то стоит и следит за ней. В каждой проезжающей машине ей мерещились преследователи. Она с трудом заставила себя пройти милю пути до своего дома размеренным шагом. Пытаясь как-то отвлечься от этих мыслей, она стала вспоминать, как обиделась на адвокатшу, когда та так пренебрежительно отнеслась к ее любимым занятиям. Ну ладно, пускай бегать – не трудно, и любой это может, не только она. Но слова Кэтлин о том, что она умеет петь, эта Несбит вообще не удостоила внимания, даже из вежливости ничего не спросила. А ведь в пение Кэтлин вкладывала всю душу, только им и жила, пока Томас ее этого не лишил. Она ведь сумела поступить в Лондонскую школу исполнительского искусства и технологий в Кройдоне, и это было самое потрясающее время в ее жизни. Чего стоили одни лишь вступительные экзамены! Никогда еще у нее так не колотилось сердце, она не спала ночами. Сначала от переживаний – примут или не примут. Затем от волнения, что добилась и ее приняли. В Лондонскую школу исполнительского искусства! А Софи Несбит об этом даже и слушать не стала. Что эта женщина сказала бы по поводу ее диплома по специальности «средства массовой информации», по поводу того, что она училась в Открытом университете?{ Открытый университет (Open University) – британский университет, основанный в 1969 г., в котором широко используются методы дистанционного обучения.} «Диплом для домохозяйки», – сказала бы она. Как хорошо, что Кэтлин об этом не упомянула!

Пройдя церковь Святого Кессога, она свернула за угол и очутилась перед домом, который должен был стать ей родным и привычным, но сегодня казался еще более чужим, чем в тот день, когда она впервые в нем ночевала. Она постояла в нерешительности.

Нет, она не может туда войти. Не потому, что в нем недавно рылась полиция. Она хотела переодеться, ведь сегодня ее последний день в офисе фонда, но не смогла пересилить себя и подойти к двери. Чем дольше она стояла, разглядывая дом, тем нереальней становился он в ее глазах. В следующий миг каменное здание восемнадцатого века стало вдруг плоским, и ей почудилось, что стены надвигаются на нее.

Кэтлин села в машину и спаслась бегством.

8

Колин Макфедден захлопнул дверь у него перед носом. Бен упорно продолжал стучать и громко крикнул:

– Мистер Макфедден, пожалуйста, только несколько вопросов!

– Да пошел ты!

С той стороны что-то бабахнулось о дверь. Судя по звуку, большое и увесистое. Бен отступил на шаг и оглянулся: длинный, темный коридор, на полу окурки и раздавленные консервные банки, любопытные соседи, высунувшиеся из дверей поглазеть. Над всем этим – разноголосый гомон идущих в это время по телевизору передач. Снизу вонь, в которой смешались запахи мочи, застоявшегося дыма и горелого масла. Бен вернулся на лестничную площадку, где пахло мочой и выдохшимся пивом. Стараясь не дышать, он стал спускаться по лестнице, как вдруг услышал за спиной шаги.

– Погодите! – раздался у него за спиной мужской голос. Бен остановился и обернулся. Это был не Макфедден, а один из глазевших соседей. Ничего не говоря, Бен подождал, что скажет мужчина.

– Вы насчет Кэмерона? – спросил тот.

На нем был дырявый синий махровый халат, из-под которого торчали тощие длинные ноги в серых носках. Бену показалось, что они с этим человеком ровесники. Но жилец с верхнего этажа давно махнул на себя рукой, в то время как Бен все еще верил, что впереди его что-то ждет. Что-то большое. Что-то выдающееся. Что-то такое, ради чего стоит постараться, а не просиживать вечера в драном халате перед телевизором, по которому крутят какую-нибудь мыльную оперу.

– Допустим, – сказал Бен.

– Полицейский или журналист?

– Журналист, – признался Бен.

Мужчина подошел ближе, спустившись на несколько ступенек:

– Дождитесь, когда вернется жена Макфеддена. Соня всегда возвращается в это время. Она где-то подрабатывает уборщицей. Если кто из них двоих и станет говорить, то скорее она.

– Как я ее узнаю?

– Маленькая, сухонькая блондинка. Лет тридцати, но выглядит старше.

«Тридцать, – подумал Бен. – Кэмерону было уже пятнадцать».

Он сразу представил себе Соню: школу не окончила, специальности не получила, зато забеременела, и Кэмерон был у нее первым, но не единственным ребенком.

– Спасибо вам, – сказал Бен, догадавшись, почему этот сосед Макфедденов был с ним так любезен.

Он сунул руку в карман и, выудив оттуда несколько фунтовых монет, протянул их своему советчику.

– О’кей? – спросил он.

Тот расплылся в щербатой улыбке.

– Все в порядке. Желаю удачи! – сказал щербатый и с этими словами ускакал к себе наверх, скрывшись в длинном коридоре.