Ранний экспресс

Когда же он продекламировал песенку Русакова да рассказал про алый экспресс, то мальчикам в спальне всем до единого почудилось, что где-то за бледно-серыми ночными окнами интерната, за сырыми и темными пространствами города им всем что-то очень приветное прокричал летящий впереди этого экспресса электровоз. Им каждому показалось, что это мчит Русаков в алом своем вагоне теперь не только к одному Пашке, а к каждому из них — возбужденных, бессонных и в общем-то еще очень и очень маленьких.

—  Вот   дела   так  дела!   Вот   это   цыплята   так цыплята!    Ну   и   ну! —   восторгнулся   в   полной, наконец, тиши Федя Тучкин. Он-то мигом понял всю связь одного с другим,  он сказал Пашке со Степой:

—  Как хотите, а принимайте с этой ночи в свой секрет и нас!

—  Принимайте! —     заволновались     остальные мальчики.— Мы ваш секрет не выдадим!

Но в любом интернате, в любой школе у ребяти­шек, почти как в армии у солдат, имеется свой безо всяких проводов и приборов телеграф. К началу нового дня, еще спозаранку, про Паш­кин и Степин секрет знали в первом «Б» и все девочки.

И, конечно же, во избежание слез, шума тоже были приняты в секретное общество.

Только девочки не захотели, чтобы цыплят выпарилась лишь одна-единственная пара. Де­вочки сказали:

— Лучше, если пушистики будут у всех!

А когда сказали, то, не задумываясь ни о каких последствиях, тоже зашныряли на кухню.

И вот что они там тете Поле говорили, как ее улещали — это секрет новый. Это секрет девочек.

Но не успел прозвенеть на занятия первый утрен­ний звонок, а в обеих детских спальнях уже гре­лись не за одной, а за каждой батареей, в каждой там теплой хоронушке гладенькие, бело-розовые, с яркими штемпелями на боках яички.

Вот только с уроков секретники, строго преду­прежденные Пашкой и Степой, теперь не отпрашивались.

Каждый секретник проверку своего тайничка оттягивал до перемены. Оттягивал терпеливо. Ну, а терпение это было такое, что на все про­чее не оставалось уже сил.

И опять Гуля недоумевала:

—  Что за чудо? Кого нынче не спрошу — все, как один, отвечают невпопад. Все будто меня даже и не слышат... Что произошло?

И одна девочка, которая, должно быть, любила Гулю крепче всех, заерзала. Сразу видно: решила подняться, решила кое-что Гуле объяс­нить. Возможно, чистую правду.

Тогда Пашка, сам для себя внезапно, вскочил первым:

—  Если что и произошло, то, наверное, погода! Моя   бабушка   в   Кыжу  всегда   говорит:   «Голова тяжелая, никакое дело не спорится — опять эта

разнесчастная погода...»  Вот и у нас  за  окнами дождь!

Выступление Пашки изумило Гулю еще силь­ней. Только она теперь не насторожилась, а ска­зала:

—  Дождь дождем, но вот день сегодня все равно поразительный.   Молчит  весь   класс,   зато   начал вдруг говорить — да еще как! — Паша Зубарев. Молодец, Паша! Беседуй с нами почаще.

И тут Пашка сам, не плоше той девочки, едва не выпалил, что он и так давно со всеми беседует, что прошедшей ночью только то и делал, что беседо­вал-разговаривал с целой мальчишечьей компа­нией.

Но в этот момент ударил звонок с урока, и с той, наружной стороны, классную дверь открыла заве­дующая Косова.

Косова дверь отворила, на пороге встала; весь класс, грохнув крышками парт, вскочил на ноги.

—  Спокойно, спокойно...— сказала Косова, по­вернулась в  сторону Гули. — Прошу вас,  Галина Борисовна,  организованно,  строем провести всех в комнату девочек.

 Лицо Косовой было такое решительное, что Гуля, то есть Галина Борисовна, тут же и выстроила ребятишек парами. И они единым строем про­шествовали через коридор, через толпу других, тоже удивленных ребят, в спальню девочек.

Первышата шли, загодя чувствуя неладное.

А когда увидели возле своих кроватей молодень­кую, всегда шуструю уборщицу Тасю, когда увиде­ли там еще и повариху тетю Полю, то поняли — секретному сообществу пришел конец.

Тася лукаво постреливала глазами то на ребя­тишек, то на тетю Полю, то на отопительные бата­реи. Тетя Поля, грузная, круглолицая, до того растерянная, что крахмальный колпак ее съехал на ухо, нелепо перекладывала из руки в руку пу­стое кухонное сито.

Косова неспешным взором оглядела присут­ствующих, убедилась, что те, кому тут быть пола­гается, все на месте. Кивнула Тасе:

—  Приступайте!

Тася живо запустила руку за ближайшую бата­рею, вынула беленькое яичко и, положив его тете Паше в сито, хихикнула:

—  Ра-аз...

Потом последовало: «Два-а... Три... Четыре...», и так до той поры, пока не обошли все хоронушки в спальне девочек.

Затем Косова подала команду проследовать все тем же строем в спальню мальчиков, и там повто­рилось то же самое.

В мягком, с деревянным ободом, сите росла на

руках тети Поли ослепительно чистая горка яи­чек,   а   сама   тетя   Поля   смотрела   на   горку   все растеряннее,  а девочки и мальчики, в том числе Пашка со Степой, опускали головы все ниже. Только Гуля ничегошеньки тут не поняла:

—  К чему здесь яички? Ну, к чему?

Когда же число забатарейных трофеев полно­стью сошлось с числом учеников первого «Б» клас­са, Косова тоже взяла слово: