Ранний ледостав

— Да разве это я, сынок? Это вековой старины мудрость, только вот иногда забываем мы ее, подальше от себя отпихнуть норовим… — И Лозар скользнул невеселым взглядом по ободранным, поваленным вокруг деревьям, вздохнул. — Ну, да ладно, сынок. Давай потихоньку собираться — да на кладбище подадимся. И дед, и отец с матерью давно уж, поди, меня заждались. Мол, на Священный мыс явился, подле самых их подолов таскается, а к ним заглянуть все времени не найдет. Но ничего! — Лозар повернулся в сторону холма, где находилось его родовое кладбище. — Уж вы на меня не обижайтесь, люди нижнего мира. По делам задержался, не ради игры… — И решительно направился к костру, подле которого оставались их упряжки, сказал на ходу Карыкуру: — А за остальными шкурами попозже кого-нибудь из пастухов пришлем, когда малость потеплеет — легче их тогда снимать будет.

Карыкур с трудом закинул на плечо заметно потяжелевший от проб рюкзак и поспешил встать на лыжи — не так-то просто было угнаться за стариком…

— Лозар аки, а почему ваше кладбище так далеко в тайге устроено? — успел еще спросить Карыкур, прежде чем они тронулись. — Ведь все наши ханты давно уже своих в поселке хоронят. У речки Халась Соям.

— О сынок. Здесь одна небольшая премудрость есть… Это, знаешь ли, Пал Турам — Бог Высокого Неба так распорядился.

— Не пойму что-то, Лозар аки. Как это — распорядился?

— Ну да, ну да, тебе это, конечно, трудно понять, сынок. Ты же с бумагой знаешься, наполовину городской стал. Но все же, коли спросил, попробую растолковать. — Он устроился поудобнее на своей нарте. — Ну, значит, слушай. Давно уже это было… Как-то мой дед, Лариван, охотился на этом холме весной. Гусь, говорят, хорошо тут раньше летел. На чучело — прямо как дождь падал. Да… сейчас, говорят, тоже есть. Только, конечно, меньше. Ну, словом, щедрое место. Сказывали, дед за утренний перелет до десятка гусей стрелами сваливал. А однажды умудрился — изловил гуся арканом! Метнул, значит, в летящую стаю, а один в нем и запутайся. Кой, кой! Поймать-то он его поймал, да и беду себе накликал…

— Какую беду? Почему накликал? — Карыкур, увлеченный рассказом бригадира, пересел на его нарту.

— Очень просто. Урас! Грех, то есть. Сам этот гусь, стало быть, несчастье и накликал за то, что дед мой Лариван святотатствовал… Ну сам подумай, разве может крылатая птица средь бела дня по своей воле в петлю аркана залезть? А? Да ведь и деда — тоже как будто кто подтолкнул, как будто кто мозги ему перевернул по-другому. Сроду никто в нашем роду арканом не охотился! Аркан, он что — для этого разве? Вот люди потом и говорили: это, мол, злой дух еду наслал. Стало быть, поймал дед гуся… Может, все и обошлось бы, если б пошел дед на Священный мыс, сварил того гуся, да и устроил жертвоприношение. Тогда бы весь грех на себя духи Святого мыса и приняли…

— А он что, Лозар аки, не принес жертву?

— Ну… Он гуся этого домой привез, как простую добычу. Сварили и скушали с моим отцом и с моей матерью…

— Ну, а что дальше-то, Лозар аки, что же случилось-то с дедом Лариваном? — Карыкуру не терпелось узнать, как все же наказали духи деда Ларивана за его «святотатство».

— А дальше, сынок, кара пришла, — неторопливо сказал Лозар.

— Что за кара? Расскажите, Лозар аки, расскажите!

— Ну вот, стало быть, остановился дед в то лето со своим личным стадом вблизи озера Воянг Тув… Место, сам видишь, голое, удобное для выпаса, ягельное. Ну и чум дед поставил хорошо — на том самом холме. Наверху, место обдуваемое, комара меньше… — Лозар закурил трубку, пустил несколько густых струн дыма и продолжал: — Ну вот, слушай дальше. Пасет он себе стадо, да… И вдруг в один из летних дней гром страшным. Гроза, молния — над самым холмом. Такая, говорят, гроза — земля тряслась. Люди все, стало быть, в чуме попрятались. Тут, говорят, как ударило, влетел громовой заряд прямо в чум, никого не тронул, а деда моего — аккурат в лоб. И сразу все стихло, ни грома, ни молнии, только у деда на лбу, говорят, черное пятно осталось… Ну, все так и решили, что это Пал Турам — Высокое Небо его за гуся наказал. Ну, а при такой смерти человека по старым обычаям в том месте хоронили, где его кара настигла.

— Ко-ой! — протянул Карыкур. — Про деда теперь понял. А почему же и отца здесь похоронили, и мать?

— Ну, это уж так они мне завещали. Хотя, если до конца рассказывать, опять же Пал Турам так распорядился.

— Опять?! — не смог скрыть своего изумления Карыкур; он слушал старика, что называется, затаив дыхание.