Ранний ледостав

— Вот возьму сейчас и спрошу! — неожиданно для самого себя выкрикнул вдруг Опунь. — Чего мне бояться?

Вскочив, яростно дернул полуотворенную дверь, чуть не сорвав ее с кожаных петель. Когда он вошел в избушку, вид у него, наверное, был так безумен, что Ансем, приподнявшись на нарах, спросил испуганно:

— Что с тобой, парень? Щеки огнем горят. Может, напугал тебя кто? Говори! Здесь всякое померещиться может — тайга!

Опунь, опустив глаза, отрицательно покачал головой.

— А в чем тогда дело? Если мучает что — расскажи. Посоветуйся со стариком. Одному и колданку с места иной раз не сдвинуть, а двоим она легче пуха покажется.

«С чего бы начать? — лихорадочно думал Опунь. — Хоть бы какую-нибудь зацепочку придумать!» Взгляд его упал на сушившуюся одежду.

— Я… Я… — начал он, запинаясь, — про завтрашний день думаю.

— Про завтрашний день? — удивился Ансем. — А чего о нем думать? Можно еще, пожалуй, и отдохнуть. Выходной устроить.

Словно молодой неуклюжий беляк, робкая мысль Опуня выбиралась наверх из заветных глубин души:

— Мне… Я… Беспокоюсь, высохнет ли до утра ваша одежда?

— Высохнет.

— Но ведь малица и чижи покоробится. Их разминать придется.

— Разомнем.

— Размять-то разомнем, — притворно вздохнул Опунь. — Только ведь у нас как следует не получится. Здесь женские руки нужны, нежные.

— Да, женские, конечно, были бы лучше, — улыбнулся старик. — Одежа — бабье дело, известно. Моя Сантара быстро бы управилась. Хоть и немолода уже, а проворна, как белка. Ансем знал, кого в жены брать! — и старик хвастливо приосанился, спустив ноги на пол.

— А… А… Дочка ваша?..

— Которая? — насторожившись, спросил Ансем.

— Тре… Третья… Тутья… Я с ней в одном классе учусь. Она… Она… тоже проворная?

— Кой! — рассердился старик. — Зачем такой вопрос задаешь? У Ансема все дочери работящие. Я никому спуска не давал. Все делать умеют. И малицу сшить, и оленью шкуру размять, и еду приготовить Нет, моя Тутья перед будущим мужем в грязь лицом не ударит.

Опунь тревожно вскинул глаза.

— А… А кто… будущий муж?

Ансем недовольно наморщил лоб.

— Больно ты любопытен, парень. Зачем тебе это знать?

— Да так… Просто…

— Просто… Просто… — проворчал Ансем. — Не знаешь разве наш обычай: пока невеста порога в новом доме не переступила, о ее замужестве не говорят. Зачем зря языком трепать?

Сам поражаясь своей смелости, Опунь брякнул:

— В поселке говорят, Ляля к вам сватов засылал.

Ансем еще больше нахмурился, засопел сердито.

— Ляля, говоришь? — помолчав, произнес он с тяжким вздохом. — Был Ляля, да сплыл.

— Как это — сплыл? — пряча невольную улыбку, переспросил Опунь. Надо же, ведь это он, он отвел тогда от Тутьи нежеланное для нее сватовство! Знает ли об этом Ансем? Нет, конечно! А если бы знал?

Додумывать Опунь не стал.

Разволновавшись от разговора, Ансем потянулся за табаком.

— Эх, парень! Молод ты еще, ум твой силой не налился. Что ты в таких делах понимаешь? Ляля!.. — И, снова помолчав, пробурчал себе под нос: — Один узел дважды не завязывают!..

Заправившись табачком, на который он предварительно — уже не таясь — плеснул спирта, Ансем встал у открытой двери. Видимо, желая переменить разговор, он потрепал Опуня за волосы:

— Если б не ты, кормить бы мне нынче пыжьянов! — и хрипло засмеялся. — Будем теперь друзьями! На, держи мою руку!

И Ансем протянул Опуню раскрытую ладонь.

Опунь поспешил пожать ее. Стать другом отца Тутьи! О, это могло иметь далеко идущие последствия! От радости он заулыбался.

— Нет, ты и вправду стоящий парень! — продолжал нахваливать его Ансем. — Настоящий мужчина из тебя вырастет.

«Пусть добрые думы обо мне корнями дерева прорастают в твоем сердце, — колдовал про себя раскрасневшийся от смущения Опунь. — Пусть все твои чувства ко мне укрепятся! Помогите мне в этом, добрые духи! Помогите! Как я помог сегодня отцу Тутьи!»

Заметив, что губы Опуня шевелятся, Ансем настороженно взглянул на него.

— О чем это ты шаманишь, а?

«Неужели догадывается?!» Отпрянув в темный угол, Опунь сел на лавку и затих там. Нельзя, чтобы старик раньше времени узнал о его мечте! Нельзя! Так можно все испортить.

Ансем сплюнул коричневую табачную жвачку.

— Куда это Тикун с Карапом запропастились?

— Они шишковать пошли.

— Может, заблудились где?

— Я пойду поищу их, — поспешно предложил Опунь и с облегчением выскочил на улицу. Разговор со стариком измотал его.

И в то же время он был счастлив! Перепрыгивая через низкорослый кустарник, Опунь, словно молодой хор, помчался в тайгу. Теперь было наверняка известно: Ляля ему не соперник! Известно теперь и другое: Ансем убедился, что Опунь становится настоящим мужчиной! Он сам об этом сказал!

12

Через день морозы окончательно сковали речку и озеро.

Прорубив топором маленькую лунку, Ансем одобрительно цокнул языком:

— Лед подходящий! С три пальца толщиной, пожалуй, будет. Теперь по озеру ходи сколько душе угодно. Завтра же неводить начнем.

— Ура! — обрадовались ребята, уже соскучившиеся по работе. Им не терпелось приступить к серьезному промыслу, которым ни один из них еще до сих пор не занимался. За ужином они забросали бригадира вопросами: