Ранний ледостав

Опунь вышел во двор вслед за приятелями. Прислонясь к стене, он ревниво следил за их оживленными сборами. Интересно, расскажут они в поселке о том, как он, Опунь, спас Ансема? Ему представилось, как Тутья, приоткрыв розовые губки, слушает Карапа. Впрочем, вряд ли этот хвастун будет распространяться о чужих подвигах, небось самого себя нахваливать станет.

И Опунь размечтался о том, как Ансем, вернувшись в поселок, сам поведает дочери о своем спасителе. Вот было бы здорово! Как всегда, воображение влекло его дальше: в полынью на Пор-Ёхане угождает не Ансем, а… сама Тутья. А он, Опунь, прямо с берега ныряет в ледяную воду и на руках выносит девушку на берег.

— Теперь я знаю, как ты меня любишь, — шепчет она. — Знаю, какой ты отважный и смелый…

— Ансем аки, у нас все готово! — крикнул Карап.

Бригадир вышел из избы.

— А чайник походный вы не забыли? — строго спросил он. — В такой путь без чайника никак пускаться нельзя. Мало ли что?

Поленившись тащить за спиной лишнее, ребята о чайнике умышленно вспоминать не стали.

— Да мы до поселка единым духом домчим! — сказал Тикун.

— Кой! Какие скорые! — проворчал Ансем. — Чаек горячий на все случаи жизни хорош: и от холода спасет, и сил прибавит. Опунь, чего, словно пень, стоишь? Тащи сюда чайник! Да еще рыбьего жиру с полки прихвати, он тоже не хуже чая согреть может.

Объяснив ребятам, где можно сократить путь, срезая мысы, и как пересекать замерзшие болота и лесные озера, Ансем махнул рукой:

— Трогайте!

Вскоре Тикун с Карапом скрылись за поворотом таежной тропы.

Ансем вернулся в зимовье, а Опунь продолжал стоять, прислонившись к стене. «И все-таки, кто такой, этот Ольсан? — думал он. Почему-то не верилось, что тот просто заблудился. — О чем Ансем шептался с ним утром? А вдруг это новый богатый сват? Вон, как он нарядно одет! Для обычной работы так не одеваются! Наверняка у Ольсана есть взрослый сын, которого пора женить…»

Опунь завернул за угол зимовья и оглядел оленью упряжку нежданного гостя. Хоры здоровые, упитанные. Пятиножная нарта так же богато украшена, как и кисы хозяина. Что-то непохожи эти олешки на измученных дальней дорогой!

Резко рванув на себя дверь избушки, Опунь вошел в зимовье. Ансем, снова тихо о чем-то говоривший с Ольсаном, запнулся на полуслове, словно чего-то испугавшись. Глаза его плутовато забегали.

— Ты чего, парень? — с раздражением спросил он. — Забыл что-нибудь?

Пожав неопределенно плечами, Опунь опустился на чурбачок возле печки. Ансем, явно недовольный этим, заерзал на месте, ни с того ни с чего начал смеяться своим дробным, визгливым смехом. Наконец нашелся:

— Гостя, пожалуй, угостить еще надо, а? — Он подмигнул Ольсану. — Строганинкой побаловать! Знаешь что, Опунь, беги-ка на озеро, возьми там нельму… да пожирнее…

— Хорошо, Ансем аки, — сказал Опунь, вставая. — Я сбегаю.

— Больно-то не спеши, — посоветовал бригадир. — Ольсану, конечно, задерживаться у нас нельзя, дела ждут, но время еще есть.

Опунь пошел за рыбой. Всю дорогу какое-то неприятное предчувствие не покидало его.

День стоял солнечный, ясный, небо голубело сквозь быстрые, легкие облачка. На неглубоком, искрящемся снегу четко виднелись птичьи следы. Внезапно еще один след привлек внимание Опуня: прямо к озеру вела свежая колея нарты. Кто-то объехал вокруг рыбные кучи и снова повернул в лес. Конечно, это след оленьей упряжки Ольсана. Чей же еще?

«Что он здесь делал? — взволновался Опунь. — Может, рыбой нашей запасался?»

Но нет, весь улов был цел.

Опунь достал крупную нельму из той кучи, которую они отложили для себя, сунул ее подмышку и, насвистывая, отправился обратно в зимовье.

В избушке весело потрескивала печка, в цинковом ведре подтаивал снег для чая. Вспотевшие от жары Ансем с Ольсаном, сняв малицы, сидели на низких лавках, пожевывая табак. В избушке пахло спиртом.

Увидев нельму, гость оживился.

— Вот это еда! — воскликнул он. — У меня сразу слюнки потекли, а то в лесу все мясо да мясо. Приелось.

Старики многозначительно переглянулись, и это не ускользнуло от настороженного внимания Опуня. «Они о чем-то договорились? — забеспокоился он. — И Тутья уже просватана?! Недаром же Ансем меня на озеро отослал…»

Приуныв, Опунь положил нельму на столик. Ансем взял топор а принялся обрубать плавники. Затем ловко ободрал кожу и острым ножом начал строгать ровные тонкие пласты.

— Давай скорее соли! — сказал он Опуню. — И хлеба нарежь.

— Недавно, вроде, и завтракали, — заулыбался Ольсан, — но разве от такой рыбки откажешься?

Он с жадностью накинулся на строганину и в миг опустошил добрую половину деревянной плошки, пододвинутой ему Ансемом. Наевшись до отвала, откинулся на нары и прикрыл глаза.

— Подремать хотите? — спросил Ансем. — Ложитесь удобнее.

— Нет, я только на минуту. Ехать надо, — ответил Ольсан.

Он и в самом деле вскоре поднялся и пошел во двор готовить упряжку.

— Ну что, парень, дадим человеку рыбки на дорогу? — подтолкнул Опуня в бок тоже разомлевший от сытной еды и тепла Ансем. — Подкинем маленько щекуров? Пусть у себя в чуме побалуется!