«Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

Витяй, уже зная, кто сейчас появится на пороге, только молча откинулся затылком к низким бревнам наката и звонко щелкнул зубами самим собой открывшегося при таком движении рта. Секунду спустя в кособоком дверном проеме возник – теперь уже старший – политрук Сверчкевич собственной персоной. Шевиотовая гимнастерка на нем была как новенькая, а на груди сияли уже два ордена Красной Звезды.

Барсуков с ходу взял быка за рога. Произнес так, будто они расстались вчера:

– Паша, в разведку с нами идешь? Мы как раз с майором план обсуждаем.

Жевавший сухарь Сверчкевич застыл с открытым ртом.

– Знакомые, – скорее констатировал, чем спросил майор.

– Так точно! – позволил себе вставить реплику Витяй.

– Бывшие сослуживцы, – уточнил Барсуков и как ни в чем не бывало сапогом подвинул обрубок пня перед собой. – Да ты присядь, Паша. В ногах правды нет.

– Ну, мне тогда и еще спокойнее, – озвучил свой вывод майор. И, уже обращаясь к Сверчкевичу, кивнул в сторону вышедших из окружения танкистов: – Будем считать, что даже никакие формальные проверки не нужны.

– Э-э… – попытался что-то прокряхтеть старший политрук.

Командир бригады истолковал его мычание на свой лад. Оживившись, доверительно произнес:

– Впрочем, чего их проверять! Делом уже все доказали. Геройские ребята!

– Так точно! – снова гаркнул из своего угла Коломейцев.

Политрука буквально сверлили исподлобья глаза Барсукова.

– Геройские… – сглотнув наконец недожеванный сухарь, выдавил из себя Сверчкевич.

– Ну вот и славно! – подвел черту майор. Таким бодрым и заинтересованным его не видели давно. Уже обращаясь к капитану, переспросил, наклонившись над аккуратно вычерченной схемой местности: – Значит, пойдете с правого фланга?

– Да, – кивнул Барсуков. – Но вам нужно будет перед нашим возвращением хорошенько пошуметь на левом.

Якобы спохватившись, Барсуков с дружелюбной улыбкой повторил свой вопрос к Сверчкевичу:

– Паша, так ты с нами? Возьмем на броню!

– Да я… У меня газеты из политотдела… Привез только, раздавать надо…

За старшим политруком поспешно закрылась сколоченная из горбыля дверь землянки.

В ту ночь две выделенные майором на свой страх и риск «тридцатьчетверки» под командованием капитана Барсукова наделали изрядного переполоха в ближайшем германском тылу. Воспользовавшись складками местности, танки с десантом на броне проскочили между холмом и болотом, распахали гусеницами заранее разведанные окопчики немецкого передового охранения, похоронив в них неприятельский дозор в полном составе, и, включив освещение, с ревом выскочили на околицу ближайшей деревни. Итогом рейда стали несколько десятков передавленных пехотинцев противника, сонными выбегавших на улицу, и расстрелянные из пулеметов две штабные машины. Одна из них весело полыхнула в ночи синим бензиновым пламенем. На обратном пути Витяй завалил набок противотанковую пушку и переехал стоявшую у плетня вражескую полевую кухню. В качестве трофея был взят немецкий грузовик, притащенный в расположение бригады на буксире, как их «тридцатьчетверка» прошлой ночью. Среди участников рейда потерь не было. Как и было условлено, оставшиеся танки обстреляли со своих позиций левый фланг немецкой обороны. Обескураженный столь дерзкой выходкой неприятель не сделал ни одного ответного выстрела…

– Это статья в газете и ордена, – обалдело проговорил Сверчкевич после их возвращения и, вытащив из планшета блокнот, не дожидаясь рассвета, тут же принялся строчить донесение при мерцающем огоньке керосиновой лампы.

А утром уже обрывали телефоны из штаба дивизии. Майор принимал поздравления, прижимая трубку к уху одной рукой и попыхивая зажатой в пальцах другой руки папиросой. Рядом с ним сидел и скромно улыбался капитан Барсуков. Личный состав бригады заметно оживился. Будто очнувшись от апатии вслед за своим командиром, танкисты снаряжали трофейный грузовик разыскивать ремонтно-восстановительный батальон и выколачивать там запчасти – загорелись идеей реанимировать во что бы то ни стало третью «тридцатьчетверку», пока обездвиженную. Витяй Коломейцев, разумеется, уже был в первых рядах тех, кто пытался решить сложную техническую задачу. Дела в бригаде закрутились и завертелись. Старший политрук Сверчкевич, прикинув что-то в уме, стал с экипажем Барсукова чрезвычайно любезен и предупредителен. А сам Иван Евграфович как ни в чем не бывало аккуратно вычерчивал новую схему местности с пока что ему одному известным очередным замыслом…

Ночью Витяю Коломейцеву снился дом. Сразу по выходе из окружения он узнал, что Гатчина уже занята немцами. Теперь писем не жди… Как там родители, братья, Лида? Матрешка могла бы и написать. А может, и написала, да вот только до него письма последние несколько месяцев не доходили. Проснувшись, он долго лежал на натасканном в капонир сене, смотрел широко открытыми глазами в предутреннее сентябрьское небо…

Второй раз отца забрали, когда Витяю было одиннадцать. Федот Никифорович Коломейцев был арестован как служивший в белой армии таким же ранним сентябрьским утром.