Раны Армении

У персов такой обычай: как только слезет перс с коня, так кладет ружье, доспехи, бурку на седельную луку, а коней, по четыре, по пять отдает прогуливать кому-нибудь из своих слуг. Сам же, если время намаза, совершает намаз; если время еды, закуривает кальян и садится есть, поджав под себя ноги.

На сей раз случилось время и того и другого. Человек двадцать здесь, человек сто там, усталые с дороги, поразостлали свои бурки, вынули из-за пазух круглые камни и гребни, из ножен — шашки и все это разложили перед собой.

Можно было принять их за неких духов тьмы: с закрытыми ртами, поднимались они и вновь опускались, прикасались лицом к камню, к шашке, пребывали некоторое время приникшими к земле, потом опять поднимали головы и опять припадали ниц, всё это с шапкой на голове, — снова приподымались и с полуопущенной головой шептали себе под нос молитвы, так тихо, что и собственные уши не слышали, затем клали руки на колени, нагибаясь, глядели на камень, на шашку, вновь откидывались на коленях и вновь головою прикасались к земле.

Всем известно, что если магометанину во время совершения намаза даже голову отрубить, он и лица не повернет. Так чувствует он силу молитвы, — хоть сам и не понимает ни единого слова, ибо все молитвы на арабском языке.

Как только персы в первый раз опустились на колени, наши ребята сразу же хотели на них наброситься, но храбрый Агаси поднял палец, чтоб они не двигались с места. Пленные турки убивались, что не могут помочь своим единоверцам. Кое-кому из них тут же на месте выпустили кишки. А другие, получив острастку, — как увидели, так и присмирели.

Агаси, выросший среди персов, хорошо знал, что пока намаз не дошел до половины, действовать еще не время.

Ребята, бывшие в ущелье, не слыша никаких выстрелов, догадались, что волк сам угодил в капкан, повылезли из пещер и тихонько, по скалам, подобрались к городу.

Слуги персов даже заметили кое-кого из них, — но как могло прийти им в голову какое-либо подозрение? Они думали, что это свои люди, вышедшие поохотиться с целью преподнести потом добычу какому-нибудь хану или беку и получить за то подарок.

Это движение приметили и засевшие в крепости, — их бросило в дрожь.

Теперь уже нельзя было терять ни минуты. Стоит врагу узнать, дело погибло.

Издали, со стороны Еревана, тоже мчалось два-три всадника, — они припали к ушам коней и подымали пыль.

Но враги совершали намаз: до того ли им было? Хоть весь мир разрушится — они и не взглянули бы.

Только лишь приложили они еще раз руки к ушам, стали на колени и припали к земле, как из крепости затрещали ружья, горы и ущелья загрохотали, церкви подняли головы. Вражьи кони порвали свои путы и поводья, более двух тысяч бурок, шашек, ружей осталось на месте, и чуть ли не все персы без шапок, босиком бросились в ущелье, решив, что это чудо либо дьяволы — иного ничего они предположить не могли.

Удалые армянские молодцы, преследуя их по камням, в ущелье, уже не столько налегали на ружья, сколько на шашки и кинжалы.

Для зверя Гасан-хана наступил роковой час, но на его счастье ереванские всадники как раз подъехали к верхнему краю ущелья, и не успели армянские ребята к ним подойти, как те уже спустились, посадили Гасан-хана на коня — и умчались. Как глянул несчастный с той стороны ущелья, как увидал свое злополучное войско, — тут же закрыл лицо руками и пришпорил коня.

Более тысячи человек персов было убито в тот день. Остальные либо попадали на скалы и разбились, либо умерли на месте, — а иные попрятались, кто за камень, кто за куст, и лежали там в смертельном страхе.

Многих так и захватили под кустами и камнями, связали им руки и повели вниз. Пусть тот, у кого есть сердце и соображение, почувствует, оценит всю радость победителей. Больше ста пленных взяли и в этот день.

За короткое время такая пошла об Ани слава, что весь Ереван дрожал, как в лихорадке.

Я сам как раз был в Эчмиадзине, когда спасавшийся бегством Гасан-хан проехал мимо. Он послал вперед человека предупредить, чтоб эчмиадзннская братия не встречала его с крестами и хоругвями, как это делалось обычно. Но пустили слух, что они подверглись нападению курдов и что в Карсе повальная болезнь.

Бдительный Агаси, лишь только народ собрался, оставил всякие дела и велел всем идти в церковь. Отслужили всенощную, возблагодарили бога, а когда служба кончилась, он разослал во все концы людей, чтобы последили, посмотрели, совсем ли убрались разбойники или есть еще где опасность.

Благодарение богу — нигде ничего не обнаружили и возвратились.

Тела убитых поскидали со скалы в ущелье или сбросили в ямы. Лошадей и все богатства поделили между собой. Впрочем, на одежду, на лошадей, на доспехи — никто и внимания не обращал.

Еще до наступления темноты Агаси по всем местам расставил стражу, остальных же людей собрал в крепость.