Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления

Политически достижимым и абсолютно достаточным, с военной точки зрения, для защиты Ленинграда было создание рубежа обороны на линии форт Ино – о. Суурсаари – форты Красная Горка/Серая Лошадь с опорой на Кронштадт, а также с минированием северного и южного фарватеров, огибающих о. Котлин и являющихся единственно возможными проходами в Невскую бухту. Вдобавок к этому можно было бы воспользоваться идеей Х. Кута о совместной защите Залива силами СССР, Финляндии и Эстонии. Даже для решения выходившей за рамки разумных потребностей обороны, а потому надуманной задачи полностью запломбировать горло Финского залива, абсолютизация значения береговой артиллерии, стало быть, Ханко, в 1940 г. выглядела уже анахронизмом. Появились новые, и куда более эффективные, средства борьбы с надводными кораблями – штурмовая авиация и подводные лодки. Кроме того, полностью сохраняли свое значение два других компонента традиционной системы обороны – установка минных полей и действия надводного флота.

В 1941 г. это с блеском доказали Люфтваффе и Кригсмарине, которые быстро «загнали за Котлин» весь Балтийский флот и заперли его в Кронштадте чуть ли не до конца войны. Для этого оказалось достаточным сделать несудоходными оба фарватера возле Кронштадта путем сброса с самолетов 25 тяжелых (около тонны каждая) донных магнитных мин. Операция была осуществлена в первые три – четыре дня войны силами трех десятков бомбардировщиков и незначительного числа небольших военных кораблей – минных заградителей. Затем немцы установили в заливе еще порядка тысячи двухсот обычных морских мин, а финны – одной тысячи; позже фарватеры возле о. Котлин дополнительно перегородили противолодочными сетями, после чего прорывы надводных кораблей и подлодок Балтфлота из Кронштадтской базы в залив носили уже единичный характер. И все!

С учетом сказанного, при ширине горловины залива всего 76 км и уже достигнутом с Эстонией соглашении о базировании подразделений советских военно-морских и военно-воздушных сил на ее территории в районе Таллинна и на островах Сааремаа и Хийумаа, зацикленность Москвы на Ханко выглядит как idee fixe Кремля.[109] В ходе последнего раунда переговоров финны тщетно пытались убедить Сталина, что создание узла обороны на рубеже Ино – Суурсаари – Красная Горка – Кронштадт будет достаточной защитой для Ленинграда, и поэтому Ханко не нужен. Таково было действительное мнение маршала Маннергейма, высказанное им на правительственном совещании по вопросу о советско-финляндских переговорах.

Таким образом, оба ключевых требования Москвы, которые пустили переговоры под откос и открыли эпоху советско – финских войн 1939–1944 гг., были с точки зрения обороны Ленинграда на момент их предъявления чрезмерными и в этом отношении бессмысленными, а в чуть более отдаленной перспективе – просто контрпродуктивными. В то же самое время, последние предложения Финляндии шли гораздо дальше советских требований 1938 – апреля 1939 гг. и, бесспорно, могли стать основой соглашения сторон. Вся информация, необходимая для принятия правильного решения, открыто лежала перед Сталиным и Молотовым на столе. Однако вождя и его политического денщика, ухвативших нацистского «бога» за бороду, обуяло неудержимое холопское желание примерить сапоги русских императоров – завоевателей. Эта примерка стоила советскому народу двух войн, на которых погибли порядка 250 тысяч человек, а жертвами ранений, обморожения и болезней стали еще 380 тысяч.[110]

Таковы итоги и цена «укрепления» безопасности СССР на северо-западном направлении по – сталински. В отличие от всех апологетов их политики, вольных в силу политических пристрастий или невольных в силу плохого знания предмета, сами кремлевские лидеры еще до окончания Зимней войны осознали, в какой стратегический тупик они собственными действиями завели СССР. Молотов, конечно, мог дурачить депутатов на сессии Верховного Совета СССР 29 марта 1940 г., заявив: «Заключение мирного договора с Финляндией завершает выполнение задачи, поставленной в прошлом году, по обеспечению безопасности Советского Союза со стороны Балтийского моря».

Казалось бы, действительно, СССР по праву победителя получил от Финляндии все, что только мог пожелать, и уж конечно намного больше, чем запрашивал на переговорах осенью 1939 г. Однако фактор военной силы, создавая у Кремля иллюзию вседозволенности и развращающе влияя на советскую внешнюю политику, сыграл с ним злую шутку. Проблема заключалась как раз в том, что выбитые из Хельсинки уступки были чрезмерными, если целью ставилось создание обстановки безопасности и спокойствия на советско-финской границе, но совершенно недостаточными для «окончательного решения финляндского вопроса». Садящийся между двух стульев неизбежно окажется на полу. Было очевидно, что выжившая Финляндия не смирится со столь тяжелыми потерями и при первой же возможности постарается отыграться, опираясь на поддержку победителя в войне на западе континента. Станет ли им Германия или англо – французская коалиция, значения не имело.[111]