«Сопротивление Советского Союза созданию такого оборонительного альянса было ошибкой, – резонно утверждал маршал Маннергейм. – Как показало дальнейшее развитие событий, отказ от него пошел на пользу только Гитлеру, нападение которого на Скандинавию не встретило совместного сопротивления Швеции и Норвегии. […] Оборонительный союз автоматически привел бы нас на сторону противников Германии […] Разрушив планы создания оборонительного союза, СССР фактически содействовал тому, что немцы захватили плацдарм на норвежском побережье Северного Ледовитого океана. Оттуда они стали угрожать Мурманску…» [39, с. 348–349]. Стоит добавить, что позже норвежский плацдарм позволил Германии топить союзные конвои с ленд-лизовской помощью для СССР. Недоумевал и Паасикиви: «Резко отрицательную позицию Кремля мне было, как и многим другим, трудно понять. Я не мог не считать это ничем иным, как ошибкой. Оборонный союз Финляндии и Швеции не стал бы ни в малейшей степени угрозой Советской России. Напротив, он явился бы в значительной мере прямо-таки укреплением мирной обстановки с этой стороны на границе Советского Союза» [цит. по: 92, с. 28]. Такого же мнения придерживался последовательный сторонник добрососедских отношений с СССР, председатель комиссии Сейма по иностранным делам В. Войонмаа: «[Я] всегда выражал всем советским представителям свое недоумение по поводу неодобрительного отношения Советского Союза к сотрудничеству Финляндии и Швеции в интересах обеспечения их нейтралитета, хотя для всех должно быть аксиомой, что уж кто-кто, а Швеция стоит за мирные добрососедские отношения Финляндии с Россией, и что Финляндия, став партнером Швеции, не соскользнет на юг (т. е. в объятия Германии. –
Говоря об ошибке, маршал, будущий президент и др. рассуждали в логике нормальных государственных деятелей, поставленных перед задачей обеспечить военную безопасность страны. Кремлевские «стратеги» действовали в ином логическом измерении. Задавшись ложной – с точки зрения национальных интересов – целью подчинения Финляндии «ползучим» ли путем, или в результате повторного нападение на нее, они всячески стремилась добиться ее полнейшей международной изоляции. Весь год после окончания финской кампании кремлевские лидеры, угрожая войной, удерживали Хельсинки от вступления в скандинавский союз, преступно запрограммировав, тем самым, советско-финскую войну 1941–1944 гг. и блокаду Ленинграда с их неисчислимыми жертвами. Отмели они и предпринятую в марте 1941 г. британским послом в СССР С. Криппсом попытку убедить их согласиться на идею союза [91, с. 491].
Когда же в апреле 1941 г. на советско-германской границе слишком сильно «запахло жареным», и провал попыток подчинить Финляндию стал очевиден, в Кремле, по некоторым данным, вспомнили об идее шведско – финляндского оборонительного союза.[114]
Однако было уже слишком поздно: Хельсинки он более не интересовал ввиду далеко зашедшей подготовки войны реванша, скоординированной с германским нападением на СССР.Можно было сделать еще один шаг навстречу Хельсинки – поддержать его стремление добиться от Лиги наций пересмотра демилитаризованного статуса Аландских островов. Подобное предложение СССР сам уже несколько раз делал Финляндии на переговорах 1938–1939 гг., т. е. ничего «антисоветского» в этих планах не усматривал даже всегда и всех подозревавший вождь. Напротив, исходя из того, что скандинавский союз – объективно – становился передовым рубежом обороны СССР от любой возможной агрессии с запада, ремилитаризация Аландов, которые защищали побережье Швеции и Финляндии в Ботническом заливе, была в интересах самого Советского Союза.