Рапсодия в стиле блюз

С нашим главным инженером мастерской у нас были дружеские отношения, которые даже не могли пошатнуть наши разногласия насчет фундаментов в рамах. К юбилею института мы подготовили большие карикатуры. На одной из них Иван Николаевич был изображен окруженным буренками с зонтиками – это была его рекомендация по экономичному коровнику, которую он дал в ЦК КПУ, за что директор получил выговор. После этого он перестал со мной разговаривать. Сидел в углу и бурчал:

– Вот зачем вам нужен главный инженер – коровам хвосты крутить.

Когда я подошел к нему с новой идеей блоков для сводов он встретил меня мрачно. Но когда разобрался в моих рисунках, сказал:

– Так, Саша! Вы никому это не показывали? Точно? Очень хорошо. Мы оформляем заявку на изобретение. Я даже согласен быть вашим соавтором. Так и запишем – авторы такой-то и такой-то. Моя фамилия пойдет первой, так как по алфавиту я впереди. И никому ни слова.

Оказывается не одни только архитекторы рвутся в авторы. Наша дружба была восстановлена. Но через некоторое время произошел казус. Наш институт размещался в трех помещениях: основное – в Софиевском подворье, и два дополнительных на улице Ленина и на улице Чекистов. И ходили бесконечные курьеры и просто сотрудники из одного отделения в другое. Особенно этим увлекались наши дамы. Они категорически требовали, чтобы их посылали после обеда. Естественно, что они это требовали, как они объясняли, не потому, что эти походы можно было совместить с посещением магазинов и что на работу уже можно было не возвращаться, а потому, что первая половина дня более приспособлена для творчества.

Иногда, когда проекты были громоздкими, Советы проводились в наших отделениях, чтобы избежать перевозки подрамников. И вот однажды сообщили, что Совет пройдет на улице Ленина. На него отправились Иван Николаевич и Фима. Совет как правило назначался на два часа. Иван Николаевич не знал об этом, и предварительно хорошо побулькал в углу своим фирменным напитком из барбариса. Вышли они с Фимой рано. Иван Николаевич был в приподнятом настроении и предложил пройтись по Владимирской пешком. Была чудесная весенняя погода. Проходили они мимо здания КГБ. Иван Николаевич слегка пошатывался, и поэтому Фима вел его под руку. Перед ними шла дама с очень пышными формами, заманчиво играющими при походке. Это привлекло внимание Ивана Николаевича. Он сообщил Фиме.

– Смотрите, какая прелесть, прямо два арбуза. Был бы я помоложе, я бы такого шанса не упустил. Вы не хотите попробовать познакомиться с ней поближе?

– Иван Николаевич, что за страсти? Именно в вашем возрасте и в вашем положении я вел бы себя приличнее. Смотрите мимо какого здания мы идем.

– Вот это? КГБ? А я еще помню, как здесь была городская управа, – сказал Иван Николаевич. – А теперь вот, – и он вдруг громко запел, – Цыганка с картами, дорога дальняя, дорога дальняя, казенный дом, быть может старая тюрьма центральная…

Фима перепугался и, воскликнув зловещим шепотом «Да замолчите вы!», отошел в сторону. И в этот момент Иван Николаевич, освободившись от Фимы, рванул вперед, подбежал к пышной даме, пробормотал «Мы кажется где-то встречались» и обнял рукой объект своих мечтаний – роскошные бедра. Дама завизжала, и в такой диспозиции они пробежали метров десять до угла Прорезной, где оказался милиционер. Вокруг собралась масса свидетелей. Фима что-то выкрикивал, что Иван Николаевич не виноват, так как эта дама очень похожа сзади на его супругу (кстати тощую, как селедка), и что это он просто пошутил. В общем разразился кошмарный безобразный скандал с обвинением в хулиганстве. Извиняющегося Ивана Николаевича и возмущенную даму отвели в отделение, составили протокол, институт писал ему блестящие характеристики и клялся, что примет меры и проведет соответствующую разьяснительную работу, чтобы он не хватал за филейные части незнакомых дам. В общем, дело кое-как замяли. Иван Николаевич сник и перестал ездить на своем самодельном мопеде в лес за барбарисом для настойки. От меня все начали требовать нарисовать карикатуру на эту тему в очередной стенгазете, но, зная характер главного инженера, я отказался, хотя тема была весьма заманчивой.

Своего непосредственного начальника Ольгу Николаевну я обычно видел в странном ракурсе. Ее стол стоял у окна. У нее было неважное зрение, и она не любила сидеть на стуле. Она ставила одно колено на стул, поставленный боком, и сильно пригибалась, чтобы разглядеть детали на чертеже. Поэтому, когда я поворачивался к ней, я видел пышные ягодицы, а когда задавал вопрос, из-за этих форм появлялись очки в широкой оправе и я слышал: «Подойдите ко мне, мне трудно вставать, а то все эти листы рассыпятся».