Злость выкристаллизовывается, разливается по телу, требует выхода. Меня даже потряхивает от ненависти. Я выглядываю из-за угла, боясь, что дядя Миша рванет за мной, в чем был. То есть, ни в чем.
И хорошо бы. Пусть его, урода, в полицию загребут. А что? За нарушение общественного порядка. Нечасто у нас по городу голые татуированные мужики бегают. Погода как-то не располагает. Хоть бы он яйца отморозил, тварь!
Но улица пуста. На стоянке несколько такси, машины гостей и среди них очень круто выделяется черный лексус Миши.
Я смотрю какое-то время, переминаясь босыми ногами на асфальте и размышляя. Перебарывая себя. Уговаривая не тупить. Не делать глупостей.
И проигрывая по всем позициям.
Злость играет главную скрипку. Желание отомстить. То, что я ему там куда-то попала, вообще не искупает моего состояния!
Поэтому буквально в следующее мгновение я бегу к такси. Водитель, судя по всему, повидал всякое, и мой внешний вид его вообще нисколько не заботит.
Я говорю адрес, проверяю по телефону, открыт ли магазин. Магазин открыт, и через, двадцать минут я уже возвращаюсь обратно, моля Бога, чтоб дядя Миша сидел в номере и надувался коньяком, заглушая стресс.
Машина его на месте. Я выхожу, предварительно договорившись с водителем подождать, и подбегаю к лексусу.
Смотрю какое-то время, оцениваю. Действовать надо быстро, камеры по всему периметру парковки не оставляют шанса на длительное мероприятие. Но я успею. Белая, особо стойкая, флуоресцентная краска очень красиво смотрится на черном глянце машины. Я в считанные мгновения художественно и со вкусом изрисовываю всю поверхность лексуса, уделяя особое внимание посланиям. Личным. С указанием подробной дороги, куда дяде Мише нужно будет сходить.
К тому моменту, когда из дверей гостиницы выбегает охранник, я уже практически заканчиваю. Последний штрих только: средний палец в объектив внимательно наблюдающей за моими художествами камере наблюдения, громкий посыл:
- Отсоси, тварь!
Интересно, пишет звук, или нет? Но ничего, я это же на машине написала. И еще много чего.
А потом в такси, и домой.
По пути водитель молчит, явно недовольный тем, что я его втянула в разборки, но я успокаивающе хлопаю его по плечу, перед тем, как выйти:
- Не ссы, дядя! Там видно на камеру, что я тебя принуждала!
А потом долго смеюсь над выражением его лица. Он уже давно уехал, а я все еще остановиться не могу. Никак. Слезы по щекам текут, голоса уже нет, а я чуть ли не в истерике катаюсь перед подъездом. И, черт, надо бы уже тормозить, потому что соседки точно из окон повыпадают, но все не могу. Так и захожу домой в полусогнутом.
И нарываюсь на Польку. Будто мне мало своих забот! Прекрасное завершение шикарного дня! Хотя, стоп! День-то только начался!
- Лена… - начинает она, но потом замолкает, разглядывая меня и постепенно белея.
Я сначала даже не понимаю, в чем дело, только через какое-то время осознаю, что видок у меня тот еще. Всклокоченная, с дикими глазами, босая. Это ладно, сестра еще не в курсе, что на мне трусов нет!
И надо бы бегом в ванную, чтоб ей в голову не пришла шикарная идея проверить комплектность оставшейся одежды.
- Все нормально, - торопливо перебиваю я, делая шажочек в сторону двери в ванную, - я это… В гостях была. Вот.
И еще шажочек. Вот уже и ручка, ага…
- Стоять!
Уф. Вот, когда надо, сестра умеет командовать так, что прям тянет подчиниться. Я замираю.
- Зайди в комнату.
- Да я бы помыться…
- Успеешь.
Прохожу в комнату и вижу прекрасное: открытую шкатулку с заначкой.
Ну, понятно. Полька полезла класть бабки и обнаружила недостачу. Я стою, переминаясь босыми голыми ногами на чистом полу, и думаю, где же я так нагрешила-то? Чтоб в один, просто в один день! И дядя Миша с его закидонами, и Полька с ее контролем. И, может, пора уже это все дерьмо прекращать?
Полька открывает рот, явно не для того, чтоб мне «спасибо» сказать, но я опережаю. Злость опять выруливает на поверхность. Я чувствую, что меня несет, и что сестра-то уж точно ни в чем не виновата, но остановиться не могу. Вот никак.
Наплевав на чистый пол и свои грязные лапы, прохожу к шкатулке и достаю деньги.
Кладу в заначку. Поворачиваюсь к Полине:
- Остальное в течение недели доложу. А сейчас отвали от меня, я спать хочу.
И ухожу в ванную.
Моюсь, запрещая себе испытывать муки совести. Нихера. Хватит. Надоело мне уже это все. Вот реально надоело. И этот гад, с его уверенностью, что все бабы – суки продажные, и сестра, с ее истериками по поводу моего будущего. За-дол-ба-ло.
Все.
Выхожу из душа, Полина сидит в кресле, явно ждет для разговора.
А на меня внезапно такая тупая усталость наваливается, такая апатия, что даже не хочется двигаться. И слушать ее. Потому что не скажет она мне ничего нового. То, что я дрянь бессовестная, я и сама в курсе.