Расческа для Лысого

А потом Миша бросает испуганного придурка и поднимает на меня взгляд. И вот не знаю, как так можно: одновременно пугаться до судорог и хотеть до охренения? Но именно это и происходит. Я отползаю на заднице в сторону, чисто на инстинктах, пытаясь скрыться от бешеных глаз, потому что вот вообще непонятно, то ли убить хочет, то ли трахнуть. И перевеса ни в какую сторону нет.

Миша встает и идет ко мне.

Медленно.

С совершенно безэмоциональным выражением лица.

Робот, бл*. Терминатор.

Я продолжаю отползать, каблуки скользят по плитам танцпола, юбка наверняка задралась по самое не балуйся, чувствую, как течет что-то по лицу, слизываю. Металл. Кровь, похоже. Этот скот мне губу разбил. Надеюсь, синяка под глазом не будет, бил вроде ниже, но мало ли.

Миша подходит близко, удивительно, сколько это времени занимает… Или совсем мало? Просто для меня слоу мо?

Он становится между моих ног, не давая сдвинуть, и под его взглядом я начинаю тянуть подол вниз. Непонятно, правда, нафига, потому что чего он там не видел, спрашивается? Но это жутко тупо и страшно, вот так вот сидеть с раздвинутыми ногами на глазах у всего клуба перед страшным мужиком.

А, самое главное, что я и сдвинуться дальше не могу. Его взгляд не пускает чернущий. В мигающем свете он кажется демоном, поднявшимся за моей грешной душой из ада. И кровь на его руках и лице вообще не снижает градус.

Мыслей у меня в голове нет, только острое понимание надвигающегося пизд**ца. Такой тонкий противный голосок: «Попала ты, Ленка, попала… А нечего шляться и мужиков дразнить…».

И я, в ответ этому тупому голоску, только нахально задираю подбородок и не могу удержать губы, расплывающиеся в усмешке. Как обычно, в моменты полной и тотальной жопы включается привычное и милое сердцу бешенство.

Ну давай, дядя Миша! Что делать будешь, а? Накажешь? Три раза хаха!

Миша видит эту мою наглую усмешку, хмурится, сжимает челюсть. А потом резко нагибается и дергает меня с пола, легко, словно и не вешу ничего. Прихватывает за волосы на затылке, прямо вот точно так же, как избитый им придурок до этого. Только теперь у меня нет желания вмазать. Вернее, оно есть, но нифига не главное.

Я смотрю ему в глаза. Надеюсь, что с вызовом. Прямо сильно на это надеюсь. Потому что ноги трясутся, руки трясутся и внутри тоже все… Сжимается… Не думала, что так можно возбуждаться, так сходить с ума. Причем, я даже не могу понять, отчего. От вида крови, от его взгляда, от жесткости его пальцев в волосах, от самой ситуации.

А потом он меня целует.

И я понимаю, что то, что я испытывала раньше – это нифига не возбуждение. Это легкая разминка. Потому что меня торкает так, что на ногах стоять не могу. Реально, если б за затылок не держал лапой своей железной, то упала бы.

Его губы вообще не нежные, прям ни разу. Он не целует даже. Порабощает. Показывает, кто тут хозяин, а кто кошка в охоте, которую надо наказать. И я, сука, дико хочу в этот момент, чтоб меня наказали. Чтоб он наказал.

Я не выдерживаю этого напряжения, вкуса собственной крови во рту вперемешку со спиртным, табаком и его бешеным напором. Я просто умираю в его руках. И тянусь к груди, цепляюсь за черную рубашку, то ли оттолкнуть хочу, остановить безумие, снизить градус, то ли наоборот… И стону в его губы, наплевав, на то, как это смотрится со стороны, и что в этот момент он подумает.

Плевать.

Я никогда никого так не хотела. Никогда. Полная потеря себя, абсолютная.

И, может, именно поэтому, когда Миша, наконец, отрывается от меня, я бью его по щеке.

Чтоб в себя хоть немного прийти. Хоть чуть-чуть соображение вернуть.

Он смотрит так, словно не верит, что я это сделала. И, наверно, все вокруг так же на меня смотрят. Оху**ют. Конечно, самоубийца, бл*.

А я смотрю, глаз не отрываю от его лица. Колени подламываются, еще немного, и упаду. Но он не позволяет. Рука перемещается с затылка на талию. Ниже. Оправляет подол платья. А потом со всего размаху бьет по попе! Больно! Я подпрыгиваю, слезы непроизвольно из глаз летят.

Пытаюсь отшатнуться, вырваться, но обе моих руки в капкане, он легко запястья одной своей лапой перехватил. Разворачивает меня и толкает к выходу. Я не иду. Сопротивляюсь, извиваюсь. И не молчу, само собой:

– Сука ты, дядя Миша! Тварь! Как ты смеешь? Пусти! Пусти, тварь!

Он резко прижимает опять к себе, бьет спиной о бетонную твердость груди и хрипит:

– Заткнись, бл*, а то свяжу.

Меня это заводит так, что даже ноги дрожать перестают, а бодренько шагают в указанном направлении.

На лестнице я спотыкаюсь, и Миша, видно, не выдержав, разворачивает лицом, поднимает меня и сажает себе на талию. И я обхватываю его торс ногами.

Сзади кто-то из наблюдателей, наконец-то отмерев, протяжно свистит, кто-то орет пошлятину, и все это под непрекращающиеся музыкальные биты.

Я только лицо прячу на плече у Мишы. Стыдно, бл*. Но нереально кайфово.

В машине он сгружает меня на заднее сиденье, защелкивает замки.

А сам…

Возвращается обратно в клуб!

Скотина!!!

Я дергаю замки в остервенении, ругаюсь, но бесполезно. Он просто не обращает внимания на меня! И уходит!

Ну гад!