Раскаты

«Хозяин, не иначе»,– думал Семен, когда ему доводилось видеть это. Дворник, из любопытства желая знать, как выглядит знаменитый хирург, как-то раз, под вечер, специально заработал поближе к парадному входу, дождался приезда «механической повозки» (так он прозвал автомобиль). Пока Арцыбашев выходил из машины, Семен, непринужденно работая метлой, вскользь взглянул на него, прицениваясь. Доктор был высок, строен и отлично сложен. Светлый, явно дорогой костюм, сидел на нем как влитой. Туфли из непонятной пестрой кожи. Арцыбашев был явно младше сорока, черноволос и коротко подстрижен. Строгое, немного скучающее выражение застыло на его гладковыбритом лице, словно маска – Семену оно не понравилось. Холодные серые глаза смотрели тяжело, а тонкие губы слегка опушены вниз, придавая лицу немного высокомерное выражение.

– Машину в гараж и до завтра свободен,– негромко сказал Арцыбашев. Голос под стать владельцу – ледяной, равнодушный, с нотками легкого пренебрежения.

Арцыбашев позвонил, потом громко и нетерпеливо постучал. За стеклом появилось унылое, дряблое лицо управляющего.

– Давай быстрее,– сказал доктор.

Створки дверей приоткрылись, и мужчина нырнул в полутемную прихожую.

«Странные люди,– озадаченно подумал Семен.– Вселились громко, а живут тихо».

После этого случая доктор словно исчез. Его машина и водитель, из-за которого старик испытывал столько неловких моментов, просто испарились.

2

В восьмом часу утра апартаменты Арцыбашева тяжело пробуждаются от сна. Горничная Ксения ходит на цыпочках, смахивая пыль с книжных полок и картинных рам. На кухне старый, растолстевший сверх меры повар начинает составлять меню на день; его более худой помощник возится возле плиты и натачивает ножи. Даже управляющий, с обвисшим, как у бассета, лицом, находит себе занятие – чистит и выставляет господские туфли в углу паркетного фойе-прихожей.

За окнами, завешенными тяжелыми шторами, начинает пошумливать Петербург. Управляющий громким шепотом напоминает горничной: «Ксюша, про окна не забудь!» Девушка послушно кивает. Она бесшумно скользит из комнаты в комнату, с глухим шелестом отодвигает шторы, позволяя, наконец, солнцу заглянуть в чужую жизнь. Только две комнаты остаются нетронутыми – детская и спальня.

– Он не приезжал?– Ксения, как можно тише ступая по мраморным ступеням, спустилась к управляющему.

– Нет,– ответил он.– Бог его знает, где он сейчас таскается! Я Гришку уже неделю не видал, с тех самых пор…

Эта история – грязная, как и все супружеские измены, была на слуху у прислуги с утра до ночи. Ну а поскольку прислуга одной семьи часто пересекается с прислугой другой – новость о том, что Арцыбашев изменил своей жене с балериной, знал уже весь дом.

Балерину звали Виктория Тарасова. Девушка, подающая большие надежды, приехала в Петербург пару месяцев назад. У нее был любовник – известный московский банкир Раевский, решивший сделать из Тарасовой звезду мировой величины. Но на первой же репетиции девушка умудрилась сломать лодыжку, и Раевский обратился за помощью к Арцыбашеву. Тот незамедлительно поместил ее в свою клинику.

Как положено лечащему врачу, Арцыбашев каждодневно навещал незадачливую балерину. Похоже, именно в этот момент между ними прошла искра. Когда гипс сменился эластичной повязкой, доктор приписал пациентке покой на дому. Раевский снял для нее трехкомнатную квартиру с видом на Адмиралтейство, а сам укатил обратно в Москву. Арцыбашев, в первый же день после выписки Тарасовой, заехал вечером домой и стал, не скрываясь, собираться для поездки к ней. Тут-то обновленные комнаты дома Чичерина ощутили на себе всю мощь и ярость Анны Прокофьевны – законной жены доктора, с которой он жил двенадцатый год.

Среди прислуги, частично менявшейся раз в сезон, ходил слабый, но упорный слух, что в начале замужества Анна была очень нежной и преданной супругу. Но годы меняли ее, постепенно делая раздражительной и нервной. Вспыльчивый нрав, открывшийся в ней несколько лет назад, при сильных стрессах вырывался наружу жуткими истериками – женщина каталась по полу и выла – страшно, по-звериному.

В этот раз произошло именно так. Пока перепуганная прислуга наблюдала, как Анна теряет человеческий облик, доктор переоделся в чистый костюм, громко крикнул: «Кто-нибудь, приведите ее в порядок!», и спокойно уехал к Тарасовой.

В тот вечер в доме появилась новые гости – родители Анны. Суровый делец Прокофий Антонов и его жена – тихая, похожая на монашку Альбина Антонова. Управляющий сам послал за ними, но его рвение оказалось напрасным: пока записка через поверенного шла на другой конец города, Анна говорила с матерью по телефону, рыдая и жалуясь на свое жалкое существование. И вот, едва родители прибыли, Анна упала к их ногам.

– Он у нее, у этой сучки…– ломким, хриплым голосом проговорила женщина. Мать помогла ей подняться, заботливо спрятала в свои объятия; а отец, любовно проведя по ее растрепанным волосам, рыкнул:

– Найду мерзавца – кастрирую!