Раскаты

Но когда Бардин и братаны Васягины скрылись из виду, Сергей Иванович бессильно опустился прямо на сырой песок и долго сидел с опущенной головой, невидимое что-то высматривая на своих коленях. Надо бы все-все рассказать Алексею и Варюше — они ждали, не снимая с него глаз, — надо бы поделиться с ними всеми своими догадками, объяснить давние и теперешние стычки с Бардиным, предупредить их сильно и внятно, а не было ни сил, ни желания. После того как вышла-таки дочка за Алексея Морозова замуж, решил было Сергей Иваныч отойти, не связываться с бардинской шайкой — черт, мол, с ним, с лесом этим, себе дороже будет, — но вот забыл, что сам же попросил двойняков Тиморашкиных последить за Бардиным и сказать ему, как только тронутся они с топорами в лес. Да разве в его решении отойти в конце-то концов дело! Все одно столкнулись бы в лесу Алексей и Бардин, не сегодня, так завтра. И, может, лучше даже, что встреча первая состоялась при нем? Вон какой горячий оказался зятек, до неразумности горячий: с голыми руками на матерого волка полез! Молодой еще, где ему души людские понимать. Ишь, вырядился лесником и думает, что он в лесу закон. Плевать не хотел Бардин на твою фуражку с кокардой. Он и в деревне живет по волчьим законам, не только в лесу… Нет, рассказать-то Варьке с Алексеем надо, а с чего начать? Да и все ли рассказывать? Или утаить кое-что? Может, не стоит говорить о своих догадках про сгоревший кордон. Пожалуй, не стоит. Ляпнешь сгоряча — как-то еще поведет себя Алексей: ослепнет от ненависти и сделает слепой шаг. А с Бардиным если взяться, трезво надо воевать, ох как трезво надо…

Пожалуй, так и не решился бы Сергей Иванович вскрыть молодым всю подоплеку своих отношений с Бардиным, но помог тут ему сам Алексей с вопросом:

— Сергей Иваныч… (Не освоился еще зять настолько, чтобы называть папой.) А что вы хотели сказать этим… ну, «заживо спалит»?

Спросил с наскока, а в глазах у самого — догадка, дальняя и неуверенная.

— Ничего я тут, Алексей, твердо не знаю, — ответил Железин тихо и просто. — Но кажется мне — так оно и было. По дороге я вам расскажу кой-что, садитесь. А сейчас… сейчас только напомню тебе, что сказал в первый раз, как пришел на кордон. Не помнишь? Так запомни. Береги, мол, царевну, коль увел. Тут, мол, у вас в лесу всякого зверя полно. Понял теперь, какой зверь всех страшнее?

8

Привычка, она и вправду вторая натура: всегда на своем настоит. Одолеть ее трудно, а как поперечишь — замучает: словно сделал что-то не так, не то или вообще не доделал.

Привык Сергей Иванович на обратном пути из Речного останавливаться на опушке дубового леса, который тянется, расширяясь и сужаясь, мельчая и рослея, от синявинского поля до Кудейхи и так почти до самого райцентра. По дороге туда и в голову не приходило придерживать лошадь, а оттуда — руки сами натягивают на этом месте вожжи, на минуту да остановишься, пусть дома или на Варькином кордоне ждут самые что ни на есть срочные дела. А уж когда есть время, когда не надо спешить, Сергей Иванович отпускал лошади подпруги — пусть пощиплет сочную травку — и усаживался под крайним развесистым дубом, надолго, сидел просто и смотрел.

Случайному страннику, окажись он тут, наверное, не ахти чем показался бы вид с опушки Дубняков. Лес и лес, неровным кругом опоясывающий поле, похожее на большущую воронку со скатывающимися к середине краями. На дне этой воронки, на пятачке меж Крутеньким и Клубничным вражками, небольшое аккуратное сельцо с одной длинной улицей по имени Линия и двумя поперечными улочками, одну из которых, короткую, ближнюю сюда к Дубнякам, почему-то прозвали звучно и сочно — Заголиха, а другую, что подлиннее, хотя и скучновато, но тоже со смыслом — Поперечная (на ней и впрямь живут семьи спорщиков и скандалистов: Тиморашкины, Дергуновы, Сагины). Леса-то вокруг, конечно, хороши: опушки — сплошная зеленая лента, по веснам вскипающая черемухой да рябиной, а по листожарной осени горящая земною радугой. А ступенчатые лесные дали поверху — синие, синие, незаметно переходящие в небесную голубень. От этой синь-голубени, надо думать, и название села по-родилось — Синявино.

Все это мог узреть сторонний человек в одну короткую минуту и, наверное, пошагал бы дальше своею дорогою, а синявинский почти каждый, как знал Сергей Иванович, возвращаясь в село, обязательно постоит или посидит здесь, на выперших из земли, почти с бревно, корнях матерого дуба. Как будто специально сотворила природа с полевой стороны под деревом сиденье: один из корней, поднявшись, завернулся вокруг ствола наподобье круговой лавочки, ствол сам тоже оголился от толстой шершавой коры, так к нему и тянет прислониться. Под неохватным шатром обильно в зной прохладной тени, вхож сюда и ветерок, а в дождь не сыскать надежнее полога, чем многослойные купы листвы над головой. Сидится здесь и думается вольготно, как-то по-особому покойно.