Расказаченные

Глядя издали на Хлопушина, Степану вдруг вспомнилась та история с Ириной. Он улыбнулся и задумчиво вспомнил: «Я ни минуты не сомневался, что она выберет меня. Я помню ее взгляд, тот загадочный и пронзительный до глубины души, когда мы встретились в станице. Меня как душем окатили, когда она всмотрелась своими большими голубыми глазами. На что Андрейка рассчитывал? А теперь обижается. Носит же эту обиду, подлец. До сих пор. Вместо того, чтобы бабу себе найти».

Степан встал да пошел в курень, где они расположились вместе с Димкой, только крикнув брату. Нужно было отдохнуть, завтра будет трудный день.

«Дядька обещал пригнать добровольцев: молодых, необученных и, по всей видимости, совсем еще глупых», – думал Степан Иванович.

Утром в курень ворвался дядька.

– Хватит дрыхнуть казаки!

– Дядь, пять утра ж еще! – свесив ноги с печки, бормотал Димка.

– Война, а вы дрыхните! Умылись, оделись и жду вас в штабе! Новобранцы уже заждались, – крикнул дядька и ушел.

– Ятно? – поглядывая на Димку, щурясь, сказал Степан.

– Ятно, ятно, – сползал с печи Димка.

Следом за дядькой в курень вошла казачка, лет двадцати, немного полненькая и довольно милая на лицо.

– Я вам тута поисть собрала, – улыбаясь, сказала она. – Меня Катериной кликают!

– Спасибо, а вы кем в этом доме будете? – поинтересовался Димка.

– Дочь я Марфы Петровны, которая вас вчера принимала, – с улыбкой сказала она и принялась накрывать на стол.

– Извольте поинтересоваться, а где ж вы ночевали? – спросил Димка.

– Так на сеновале, тепло уже, а что дорогим гостям мешать.

Димка аж засиял, увидев Катерину, и принялся было помогать той накрывать на стол, как Степан дал ему подзатыльник.

– Водные процедуры! – они вышли на улицу и начали обливаться холодной водой. – Ты что это, Димка, запал, что ли? – спросил Степан, выливая на Димку целое ведро воды.

– А что, не имею права? – возмущенно так, смахивая воду с лица, говорил Димка.

– Имеешь, но аккуратней, а то сведет тебя сума дуреха, ты про свои прямые обязанности забудешь.

Завтракая, Димка все время посматривал на Катерину, которая сидела на табурете чуть поодаль и улыбалась. Степан аж начал смущаться их взглядов.

– Димка, догоняй! – сказал Степан, поднявшись из-за стола.

– Степан Иванович, вы же не доели! – сказала Катерина.

– Спасибо вам, хозяюшка, я уже сыт! – сказал Степан и вышел на улицу.

– Что ж вы, Катерина, вдвоем с мамкой живете? – довольно уверенно спросил Димка.

– Вдвоем, – вздохнула Катерина.

– Не трудно ли без казаков?

– Справляемся! Вы ешьте, Дмитрий Иванович. Хотите, я еще добавлю каши? – сказала Катерина.

– Пойду я уже, а то братушка будет волноваться.

– Строгий у вас братец, – сказала Катерина, убирая миски со стола да закидывая их в подол балахона. При этом ноги немного оголились. Димка, увидев, даже засмущался, отвернувшись, а Катерина даже не заметила.

– Братушка у меня строгий, но справедливый, – сказал Димка и пулей выскочил на улицу.

– Что, тебя там в угол Катерина своими формами приперла, что ты выскочил как ошпаренный? – смеялся Степан, стоявший на крыльце, и покуривал цигарку.

– Никто меня не припер… Сам вышел, – пробормотал Димка и побежал за конями в надворные постройки. Степан еще больше стал закатываться.

– Что, Димка, с бабами сложнее, чем с шашкой и конем управляться?

Димка молча оседлал коня, а сам поглядывал в сторону куреня.

– Ты смотри, братушка, не подженись мне тута, а то батя нам даст за самоуправство, – кричал Степан. Братья поскакали в штаб, где их уже ожидал Афанасий Семенович с молодым пополнением.

– Ух ты! Это ж что за молодцы! – крикнул Степан, увидев молодняк, который собрался возле штаба. Возле перестроенной гимназии в штаб стояли совсем еще дети. На вид им было шестнадцать-семнадцать лет, а некоторые вообще за двенадцатилетних сходили. Ребят было человек тридцать. На пороге появился дядька, который быстрым шагом направился к Степану. Неподалеку сидел Хлопушин, посматривая в их сторону и затягивал цигарку.

– Вот, Степан Иванович! Принимай пополнения! – крикнул Афанасий Семенович.

– Дядь, давай отойдем, погутарим с глазу на глаз, – сказал Степан.

– Я и без твоего глаза знаю, что ты мне гутарить будешь. Принимай и приступай к обучению молодых казаков. Чтобы через месяц они у тебя могли не только шашкой махать, но и стрелять из всех видов оружия. Лично буду экзамен принимать! – высказал на повышенных дядька.

– Афанасий Семенович, миленький, отправь меня лучше на передовую. Ну не губи ты мое сердце. Кого здесь обучать? Это ж дети еще! Пусть бегут к мамкам да помогают на посеве. Жрать-то что-то нужно будет осенью, – упрашивал слезно Степан.

– Все! Цыц мне! Расплакался он! Димка?

Дмитрий бежал к дядьке как ошпаренный, поглядывая в разные стороны.

– На вот, возьми бумагу и займись переписью вновь прибывших, чтобы на каждого личное дело было, – говорил дядька. А ты, Степан, займись казаками. Расхлябались мне тута! – с такими словами Тюрин удалился.

Хлопушин ехидно улыбался в сторонке, а малолетки стояли и хлопали глазками, посматривая на своего нового командира. Делать было нечего, Степан начал строить казаков.