Раскол

– Здравствуйте, Ари. Это Исрун. – После неловкой паузы она добавила: – Из отдела новостей.

– Да, я понял, – резко сказал Ари. – Так что насчет интервью? Мне разрешили его дать.

– Спасибо, рада это слышать. Сегодня… – Она заколебалась, а потом решила (и не впервые), что безобидная ложь лучше правды. – Сегодня не получилось. – «Не получилось» звучало лучше, чем «я забыла».

– Значит, все отменяется? – спросил Ари.

– Нет, я, с вашего позволения, позвоню вам завтра. Моя смена уже, к сожалению, заканчивается.

– Звоните, конечно, – сказал Ари уже более мягко.

– Как у вас там дела? Не заболели? – спросила Исрун, доставая из кармана ручку и беря со стола чистый лист бумаги. Если у Ари есть какие-то новости, она сможет передать их своим коллегам из следующей смены.

– Нет-нет, я веду себя осмотрительно, – ответил он. – В эти дни только со своим начальником и вижусь.

– Отлично. Надеюсь, до завтрашнего утра вы продержитесь.

– А как иначе?

Исрун не теряла надежды, что Ари не будет таким же лаконичным во время интервью, и хотела растянуть беседу, чтобы уже сейчас определить достойные внимания детали. Ей, однако, следовало действовать осторожно – уже не раз бывало, что интервьюируемый заливался соловьем до того, как включалась телекамера, а во время записи начинал через слово запинаться, и интервью получалось скомканным. Порой складывалось впечатление, что люди просто не в состоянии элементарно повторить то, что говорили буквально несколько минут назад, пока камера не работала.

– Кстати, чем приходится заниматься полиции в таком маленьком городке, как ваш? – спросила она.

– Да особо ничем.

– Например, сейчас какие у вас задачи?

Немного помолчав, Ари ответил:

– Сейчас я просто убиваю время, роясь в старых полицейских отчетах.

– Вот как? – сымитировала заинтересованность Исрун. – Что-то увлекательное?

– Пытаюсь расследовать дело пятидесятилетней давности… Смерть молодой женщины в Хьединсфьордюре, – сообщил он, а потом более серьезным тоном добавил: – Это ведь останется между нами? То дело никакого отношения к новостям не имеет.

– Если только вы его не распутаете. – Исрун почувствовала, как ее охватывает любопытство. – Тогда поставьте уж меня в известность раньше других репортеров, а до тех пор я буду молчать как рыба.

– Ага… я, вообще-то, и не надеюсь. Ни на то, что мне удастся его распутать, ни на то, что оно вызовет хоть малейший интерес у прессы, – тихо добавил Ари.

– Такие дела всегда вызывают интерес. Людям нравится, когда справедливость наконец торжествует, если вы понимаете, о чем я.

– Да-да, понимаю, – пробормотал Ари.

– Мы могли бы сделать об этом передачу, если вы раскроете дело. – Исрун попыталась сыграть на честолюбии полицейского, не рассчитывая, впрочем, на то, что выполнит свое обещание.

– А вот это было бы любопытно, – отреагировал Ари.

Ну вот он и заглотил наживку. Теперь нужно только, чтобы рыба не сорвалась.

– О чем вообще идет речь? – спросила Исрун с наигранным безразличием, а для пущего эффекта добавила: – Хотя мне уже пора закругляться – у нас вот-вот вечерний брифинг.

– Это в наших краях произошло. Молодая женщина выпила яд в Хьединсфьордюре в пятьдесят седьмом году – ну, или яд ей подсыпали.

– В Хьединсфьордюре? А там разве кто-то живет?

– Сейчас нет. Та женщина была одной из последних, кто там жил. Их было пятеро – две супружеские пары, у одной из которых был сын. Он там и родился, в Хьединсфьордюре. Единственный, кто еще жив, – остальных уже нет.

– А почему вы снова подняли это дело?

– На днях всплыла одна фотография, которая была сделана там зимой, вероятно незадолго до смерти женщины. Помимо прочих, на снимке есть и какой-то подросток, которого, как оказалось, никто не знает. А это наводит на размышления, учитывая, что там случилось.

– Занимательно, – проговорила Исрун. – И вы считаете, что в этом деле еще можно разобраться? Вряд ли остались те, кто мог бы дать вам какие-то зацепки, – все-таки полвека минуло.

– В том-то и дело… Ну а вдруг? Например, в Рейкьявике есть человек… брат одного из тех, кто жил тогда на ферме. Вот с ним было бы интересно пообщаться. Именно у него оказалась та фотография, да и другие тоже. Но этот разговор придется отложить…

Глядя через стекло, Исрун поняла, что брифинг действительно вот-вот начнется. Обычно эти брифинги длились не дольше нескольких минут – выпускающий редактор просто переходил от одного сотрудника к другому, а те сидели за своими столами или даже стояли на ногах, поэтому лучше не опаздывать, иначе все пропустишь. Но любопытство взяло верх, и Исрун спросила:

– И почему же?

– Тому дедуле сто лет в обед – так плохо слышит, что звонить бесполезно. Однако, как мне говорили, голова у него по-прежнему ясная. Я загляну к нему в следующий раз, когда буду в Рейкьявике. Если, конечно, этот чертов карантин когда-нибудь закончится, – объяснил Ари тоном, в котором смешались решимость и ирония.

Исрун уже собралась попрощаться, когда он вдруг спросил: