Раскол дома

Джеймс уже уставал, ноги с трудом подчинялись ему, он отдавал себе мысленные команды: шаг, еще шаг. Один, другой. На этот раз у него не было лопаты, и над ним не стоял воняющий чесноком офицер… Вот и поворот к речке. Тим по-прежнему держался впереди, но уже замедлял темп. Джеймс прибавил хода. Устаешь, значит, паршивец? Ну а он, Джеймс, не устал, потому что ярость в нем снова вскипела и гнала вперед. До речки осталось немногим больше ста ярдов, и теперь он с трудом преодолевал по дорожке последний отрезок. Задрожала паутина на изгороди. Вот он уже догнал, обгоняет.

Джеймс бросил украдкой взгляд на Тима, но увидел только печаль и разочарование, в то время как сам он испытывал жгучий триумф. Речка уже показалась впереди. Он видел ее, и сейчас он победит эту сволочь. Солнце, как и всегда, отражалось на поверхности воды. В какой-то момент ему послышался смех и крик Брайди «подождите меня». Он вспомнил, что они тогда замедляли темп, потом раздавалось ее пыхтение, когда она догоняла их, и бежали они уже все вместе.

И в это мгновение питавшая его с самого возвращения ярость угасла, и теперь уже он замедлял свой бег, а Тим начал обходить его, и они бежали в ногу и оказались на берегу одновременно. И так же одновременно согнулись, хватая ртом воздух.

– Стар я уже для таких вещей, – произнес Тим, выпрямляясь. Он вытащил сигарету из пачки и предложил кузену. Джеймс разогнулся и взял сигарету. Тим прикурил обе зажигалкой.

– Так что же случилось с тобой? – снова спросил Джеймс.

– Жизнь, – бесцветным голосом ответил Тим. – Случилась жизнь. Но меня держит на плаву Истерли Холл и его люди. Это все, что тебе нужно знать, Джеймс. Радуйся, что ты дома. Ты ничего мне не должен. Результат достигнут, и я сделал то, что должен был сделать.

Он выглядел усталым.

Джеймс ничего не понимал.

– Я слышал, ты продолжаешь посещать собрания в Хоутоне?

Тим помолчал, затянулся и выдохнул дым.

– Да.

И все на этом.

Они возвращались вместе, бок о бок.

– Кошмары постепенно ослабеют, – сказал Тим.

– Значит, у тебя они тоже были?

– Слушай, – Тим остановился и мягко развернул Джеймса к себе лицом. – Ты не хочешь ничего знать про мои кошмары. Ты ничего не хочешь знать о моей жизни на данный момент. Тебе достаточно видеть, что я по-прежнему фашист, но, может быть, мы можем при этом оставаться кузенами. Я люблю тебя, Джеймс. Помни это. И я постараюсь использовать свои контакты, чтобы сделать все, что возможно, для твоих друзей.

Они пошли дальше.

Джеймс снова заговорил:

– Я не пони…

Тим поднял руку. Она по-прежнему дрожала.

– Мы – те, кто мы есть. Живи лучше, Джеймс, поступай в университет, устраивай свою жизнь. Ты позаботишься о нашей семье, если когда-то я не смогу.

Молча они дошли до места, где Тим оставил мотоцикл. Джеймс смотрел, как Тим надевает перчатки, кожаный шлем и очки. Они протянули друг другу руки, но Джеймсу этого было мало. Он положил Тиму руки на плечи.

– Не понимаю, что происходит, черт возьми. Что-то тут не так. Но мне не важно, кто ты и что ты, я люблю тебя. Береги себя.

Тим отстранился, сел на мотоцикл и нажал на газ. Мотор взревел.

– Спасибо тебе, Джеймс, но лучше, если ты будешь по-прежнему меня ненавидеть. Ты понял?

Они долго смотрели друг на друга.

– Я ненавижу тебя, – произнес Джеймс. – Не беспокойся. Я так сильно тебя ненавижу.

Он проводил кузена взглядом. Не понимая, что происходит в жизни Тима, он не мог отделаться от чувства, что мир до крайности сложен и что в нем ведется игра, в которую играют исключительно одинокие и смелые.

Брайди прислушивалась, как болтают между собой Эви и Вер за приготовлением завтрака для тех, кто поздно встает. Энни, закончив на тот момент работу в Центре капитана Нива, взяла в руки кружку с чаем и сказала:

– Честно говоря, Матрона и сестра Ньюсом меня с ума сводят, так они переживают за Дэвида. Они считают, что он себя изматывает и с лошадьми, и с Эстреллой. Они это называют «жжет свечку с двух концов». Старые глупышки не понимают, что самое лучшее лекарство для него – это хорошенькая девчонка у него на коленях. При условии, конечно, чтобы не слетали тормоза.

Эви расхохоталась, кивнув головой в сторону Брайди.

– Полегче, не обсуждаем с-е-к-с в присутствии детей.

– Ну мам! – запротестовала Брайди. Хохот усилился.

Энни фыркнула:

– Ой, Брайди, не заводись, девочка.

Брайди тряхнула головой. Они совершенно невозможные, но она всех их, дурочек, любит.

Послышались шаги Джеймса. Он бегом спускался по лестнице, насвистывая. Все переглянулись. Со времени своего возвращения он ни разу не свистел. Значит, ему пошло на пользу, что он встретился с Тимом и смог поблагодарить его. Ну и слава богу для него, потому что сама она с трудом могла заставить себя быть благодарной проклятому фашисту, потому что именно так она о нем думала. И страшно злилась на Джеймса за то, что он попал в ситуацию, когда их семья должна была идти на поклон к Тиму. Черт побери, он должен был бы потерпеть и оставаться в плену.

Джеймс влетел как ни в чем не бывало, с воплем:

– Кофейку можно?

Брайди с громким лязгом поставила чайник на плиту.

Мать посмотрела на нее.