Раскол Русской Церкви в середине XVII века

Невыносимо строгий к подчиненным, Никон был весьма строг и к себе; он не пропускал ни одной службы в своей домовой церкви, очень часто служил в ней сам. Павел Алеппский, описывая праздничное богослужение патриарха в Успенском соборе, писал, что, проведя 7 часов (такова была длительность патриаршего всенощного бдения) «на железном помосте, под влиянием сильнаго холода и сырости, проникавшей до костей <…>, мы были поражены изумительной правильностью и порядком всех этих церемоний и священнодействий. Несмотря на то, что мы чувствовали сильный холод и великую усталость вследствие долгаго стояния без движения, мы забывали об этом от душевнаго восхищения, видя такое торжество православия»; цит. по [1, с. 347]. Ни один из многочисленных обличителей патр. Никона (в том числе ни один из основателей старообрядчества) не упрекнул его в нарушении постов или в недопустимом для монаха поведении (хотя многие из них так его ненавидели, что даже выдумывали и адресовали ему вполне незаслуженные им обвинения (например, Аввакум), а подобные грехи и грешки других иерархов-«никониан» и иерархов-греков старательно отмечали. Следовательно, можно не сомневаться, что в личной жизни он был образцом монаха и священника; вероятно, – всегда (впрочем, о его жизни в Ферапонтовской ссылке см. с. 171), но несомненно, – во время пребывания на кафедре. «По всей видимости, он не употреблял крепких алкогольных напитков <,что, возможно, отчасти объясняет> его бескомпромиссную борьбу с пьянством» [139, с. 235]. Известна «расходная книга Никона, обнимающая время от 14 декабря 1651 года до 5 августа 1652 года. <За это время он один раз купил мясо; явно не для себя.> Потребности Никона в отношении к пище, к домашней утвари, к сосудам и проч. были скромны, между тем как роскошь в отношении к одежде была чрезвычайная» [232, с. 264, 271]. Очень дорогие в то время виноградные вина, апельсины и лимоны он не покупал вовсе. Того, что Никон мог сам, он неумолимо, не зная снисхождения, требовал и от всех.

Результатом его строгости и принципиальности (и, я думаю, собственного примера неподкупности и твердости во всех делах, что всегда очень важно, более, чем многие в наше время думают) стало не только снижение пьянства в России (см. с. 145–146), но и, вообще, повышение нравственности русского народа. «Патриарх Никон продолжал позднее традицию Стефана <Вонфатьева и боголюбцев – см. с. 24–25>, когда приказывал отбирать и истреблять по боярским домам народные музыкальные инструменты» [189, с. 118]. Заботился он и о честности в торговле.

Последнее особенно ясно видно при рассмотрении дела о медных деньгах: «В 1656 г. боярин Ртищев предложил проект <…-> пустить в оборот, так сказать, металлические ассигнации, – чеканить медные деньги одинаковой формы и величины с серебряными и выпускать их по одной цене с ними. Это шло довольно удачно до 1659 г., за 100 серебряных коп. давали 104 медных. Затем серебро стало исчезать из обращения, и дело пошло хуже, так что в 1662 г. за 100 серебряных давали 300–900 медных, а в 1663 г. за 100 серебряных не брали и 1500 медных. <…> Беда заключалась не в самом проекте, смелом, но выполнимом, а в неумении воспользоваться им и в громадных злоупотреблениях. <…> Рядом с этими <многоразличными> злоупотреблениями должностных лиц, развилась и тайная подделка монеты в народе, хотя подделывателей жестоко казнили. <…> По свидетельству Котошихина, всего “за те деньги” были “казнены в те годы смертной казнью больше 7000 человек”» [105, с. 375]. «По “Уложению” 1649 г. <…> за чеканку фальшивой монеты заливали горло расплавленным свинцом» [40, с. 106]. Об участии в «злоупотреблениях» митр. Паисия Лигарида, приехавшего в Москву в 1662 г. см. с. 60. В них участвовали и родственники царя.