Расколотая

Мы едем в тишине, если не считать играющей в машине музыки. Классической. Никогда бы не подумала, что Нико такая нравится, но что я на самом деле знаю о нем как о человеке?

– Все в порядке, Рейн? – спрашивает он.

Я киваю:

– Да. Просто устала. Последние недели выдались тяжелыми.

Он смеется:

– Что-то ты совсем размякла. Что тебе нужно, так это хороший курс выживания в лесу на пяток дней.

– Ладно. Я готова, если ты поедешь.

Он качает головой:

– Если бы мы могли. То были славные деньки, верно, Рейн? С Совами.

Мои глаза округляются. Совы. Так нас называли. Это было кодовое название нашей ячейки. Не потому ли я так очарована совами? Не потому ли меня тянет рисовать их, следовать за ними, куда бы они ни привели? Перед глазами встают новые образы.

Совы были лучшими!

Нас было семь человек. Ну, вообще-то восемь, но одна девочка вскоре погибла в результате несчастного случая со взрывчаткой, и я избегаю думать о ней. Трое девчонок и четверо мальчишек. Я была самой младшей, мне еще не исполнилось четырнадцати, когда я присоединилась к ним, а самому старшему было пятнадцать. Мы были так крепко связаны: лучшие друзья, непримиримые соперники. Мы отказались от своих прежних «я» и взяли себе новые имена у природы. Мое было Рейн – Дождь. Чье-то лицо проплывает у меня перед глазами, потом исчезает. Кто это был? Лучший из всех, пока… пока что-то не случилось. И тогда он стал худшим. Что же произошло? Воспоминания исчезают.

– Что стало со всеми?

Он отводит глаза.

– Некоторых поймали, как тебя, и предположительно стерли им память. Другие погибли на заданиях. Хочешь знать, кто…

Я прерываю его:

– Нет. Не рассказывай мне. – Я не хочу знать, кто погиб, вспоминать их имена только для того, чтобы узнать, что их больше нет.

– Они боролись за то, во что верили, – говорит Нико. – Это славная смерть.

Легко говорить так, когда сам ты жив.

Мы бежим к дому Нико под дождем. Едва я переступаю порог, как он хватает меня за руку.

– Не залей мне тут все водой, – говорит он.

Я снимаю куртку и ботинки, но остальная одежда тоже мокрая, и я дрожу.

Тори свернулась калачиком на диване, читает, теплая и сухая. Ее ссадины и синяки уже не так заметны, черные волосы блестят.

– Привет, – роняет она и возвращается к чтению.

Я не знаю, чего можно ожидать от Тори. Мы никогда не были близки. Раньше она не особенно меня жаловала, и это, по всей видимости, было как-то связано с Беном. Однако же, спасая ее, я рисковала собственной шеей и ожидаю чего-то, хоть отдаленно напоминающего благодарность.

– Мне нужно сделать пару звонков. Вы тут пока поболтайте, – говорит Нико и уходит. Я присаживаюсь на краешек дивана.

– Ну, как дела?

Она пожимает плечами.

Я пытаюсь завести разговор на другие темы, но безрезультатно. У меня возникает желание проломить эту скорлупу, в которую она спряталась. Хочу узнать, как она избавилась от своего «Лево». После того что произошло, когда я срезала «Лево» Бена… меня охватывает озноб. Может, она знает, как при этом выжить. Может, ей известно, есть ли шанс, что он жив.

Бен. Вот способ достучаться до нее.

– Скай жив.

Глаза ее округляются:

– Ретривер Бена? Где он?

– Он… – Я останавливаю себя, не уверенная, стоит ли называть имя Мака. – Он у кузена одного знакомого.

– Бен любил этого пса, – говорит она, опустив глаза.

Потом снова поднимает их.

– Бен любил и меня. – В голосе ее слышится вызов. Я понимаю, что нет смысла спорить, говорить, что на самом деле он любил меня, а не ее. Ей сейчас больно. Пусть думает так, как ей хочется.

– Знаешь, что случилось с Беном? – спрашиваю я.

Голова ее опускается. Она кивает:

– Нико рассказал мне, что он срезал свой «Лево», и лордеры забрали его. Но я не понимаю… Зачем он это сделал? Он был не из тех, кто задается лишними вопросами, вопросами, которые могут довести до беды. Тогда зачем? Будь я рядом, я смогла бы остановить его.

Я не отвечаю. Мне неприятно это слышать, но я боюсь того, как она отреагирует, если я признаюсь ей, что была с ним. Она не спрашивает об этом, поэтому Нико, должно быть, поведал ей лишь часть истории. Она не знает, сколь близки мы были с Беном.

– А что сказал Бен, когда я пропала? – спрашивает она.

И я вспоминаю, что поначалу он даже не сообразил, что она пропала, пока я не спросила его, где Тори, и тогда он попытался выяснить. Но ей знать об этом необязательно.

– Он ходил повидаться с твоей мамой.

– Да? А он говорил тебе, как все было?

Я колеблюсь.

– Расскажи, если знаешь. Пожалуйста, мне нужно знать. – И она хватает меня за руку. Моя рука холодная, и Тори набрасывает одеяло на нас обеих.

– Ладно, – уступаю я, откидываясь назад. Мне хорошо знакомо это мучительное желание узнать что-то такое, что ты никак не можешь узнать. – Бен сказал, что поинтересовался у нее, где ты, и она ответила, что ты там больше не живешь. Думаю, он решил, что ты уехала жить в Лондон, к отцу.

Тори фыркает:

– Да уж, конечно. Она бы и близко меня к нему не подпустила. И что было дальше?

– Она сказала, что тебя вернули.

– Вернули? Какое забавное слово для того, что произошло. – Она опускает голову.

– А что произошло, Тори?