Расколотое "Я"

Внутреннее «я» стремится жить с помощью определенных (явных) компенсирующих выгод. Подобное «я» лелеет определенные идеалы. То, что было отчетливо видно в школьнике Дэвиде, является внутренней честностью. В то время как любые обмены с другим могут стать чреваты притворством, двусмысленностью и лицемерием, индивидуум стремится достичь взаимоотношений с самим собой, которые до щепетильности являются откровенными, искренними и честными. Все что угодно может скрываться от других, но ничего не должно быть утаено от самого себя. При этом «я» предпринимает попытку стать «взаимоотношением, связывающим себя с собой»*, исключая все и вся. Здесь мы имеем зерна вторичного расщепления внутри «я». Бытие индивидуума становится расщелиной между истинным и ложным «я», истинное и ложное «я», как уже указывалось, теряют свою реальность, но к тому же они оба, в свою очередь, разбиваются на подсистемы внутри себя. Таким образом, во взаимоотношениях «я» с самим собой можно обнаружить вторичную дуальность, развивающуюся посредством того, что внутреннее «я» расщепляется для установления с самим собой садо-мазохистских взаимоотношений. Когда происходит подобное, внутреннее «я», являющееся, как мы предположили, в первую очередь средством привя-зывания к ненадежному ощущению индивидуальности, теряет даже то, с чего должна была начинаться индивидуальность. (Клинические иллюстрации см., в частности, в случае Розы — с. 159.)

Подмена взаимодействия с другим приводит в итоге к тому, что индивидуум начинает жить в пугающем мире, где ужас не ослабляется любовью. Индивидуум боится мира, он опасается, что любое столкновение будет тотальным, разрывающим, проникающим, раскалывающим и поглощающим. Он боится хоть в чем-то дать себе «волю», выйти из себя, потерять себя в каком угодно переживании и т. п., поскольку тогда будет исчерпан, истощен, опустошен, ограблен, иссушен.

*Эго фраза Киркегора из книги «Болезнь к смерти», использована здесь с абсолютно иными коннотадиями.

Поэтому изолирование «я» является следствием потребности находиться под контролем. Человек предпочитает скорее красть, чем быть отданным. Он предпочитает скорее отдавать, чем иметь что-либо, по его ощущениям, украденное у него, то есть ему приходится контролировать все входящее в него и все покидающее его. Подобная система защиты, по нашему предположению, разрабатывается для того, чтобы скомпенсировать изначальный недостаток онтологической уверенности. Индивидууму, уверенному в собственном бытии, не требуется прибегать к подобным мерам. Однако попытки удержать трансцендентное «я» вдали от опасности и установить дистанционное управление непосредственным переживанием и действием приводит к нежелательным последствиям, которые могут намного перевесить явные цели, которые должны были быть достигнуты.

Поскольку «я» при установлении изолированности и обособленности не посвящает себя творческим взаимоотношениям с другим и занято фантазиями, размышлениями, воспоминаниями и т. п. (имаго), которые нельзя прямо наблюдать или прямо выражать другим (в некотором смысле), возможно все что угодно. Какие бы успехи или неудачи ни случались с системой ложного «я», «я» способно оставаться незадействованным и неопределимым. В фантазиях «я» может быть кем угодно, где угодно, делать что угодно и владеть всем. Таким образом, оно всесильно и совершенно свободно — но только в фантазиях. Если оно хоть раз посвятит себя какому-то реальному проекту, оно испытает муки унижения — необязательно из-за неудачи, но просто потому, что ему придется подвергнуть себя необходимости и случайности. Оно всесильно и свободно лишь в фантазиях. Чем больше позволено такого фантастического всесилия и свободы, тем более слабым, беспомощным и скованным оно становится в действительности. Иллюзия всесилия и свободы может удерживаться только внутри магического круга его собственной заколоченности в фантазиях. А для того чтобы такое положение не рассеялось из-за минимального вторжения реальности, фантазию и реальность необходимо держать порознь друг от друга.

действие, значимое Рис. 1

восприятие, нереальное

действие, тщетное Рис. 2

Очень хорошо описывает такое расщепление Сартр в своей книге «Психология воображения» [36]:

«…Мы можем различать в нас самих два разных „я“:

мнимое „я“ с его склонностями и желаниями — и реальное „я“. Существуют мнимые садисты и мазохисты — люди неистового воображения. В каждый момент наше мнимое „я“ раскалывается на мелкие осколки и исчезает при контакте с реальностью, уступая место реальному „я“. Ибо реальное и мнимое не могут сосуществовать по самой своей природе. Суть состоит в двух типах объектов, чувств и поступков, которые совершенно не сводимы одни к другим.