Дополнительная попытка пережить реальные жизненные чувства может быть совершена, если человек подвергнет себя сильной боли или заставит себя испытать ужас. Так, одна шизофреничка, имевшая обыкновение тушить сигареты о тыльную сторону ладони, нажимать что есть сил большими пальцами на глазные яблоки, медленно выдирать волосы и т. п., объяснила, что занимается подобными вещами для того, чтобы пережить что-нибудь реальное. Очень важно понять, что эта женщина не добивалась мазохистского удовлетворения, не была она и анестетичной. Ощущения у нее были не слабее нормы. Она могла чувствовать все, кроме жизни и реальности. Минковский сообщает, что одна его пациентка по сходным причинам подожгла свою одежду. Безучастная шизоидная личность может «искать приключений», добиваться крайне глубокого волнения, ставить себя в крайне рискованные положения, чтобы «напугать себя до жизни», как выразился один пациент. («О ты, дочь эфира, явись ко мне из отцовских садов, и если не можешь пообещать мне бренного счастья, испугай, О испугай мое сердце еще чем-нибудь»-Фридрих Гельдерлин.) Однако эти попытки ни к чему не могут привести. Как выразил это Джеймс, почти что словами просителя Кафки: «Реальность удаляется от меня. Все, до чего я дотрагиваюсь, все, о чем я думаю, все, с кем я встречаюсь, становятся нереальными, как только я приближаюсь…»
При прогрессирующей потере реального присутствия другого и, следовательно, потере ощущения «меня-и-тебя-вместе», или мыйности, женщины могут стать более пугающими и зайти дальше, чем мужчины. Последняя надежда на прорыв к тому, что Бинсвангер называет дуальным образом бытия-в-мире, может быть достигнута через гомосексуальную привязанность, или последняя любовная связь может быть с другим в виде ребенка или животного. Босс [9] описывает роль, которую одна форма гомосексуальной любви играла у мужчины, чьи «я» и мир при его изоляции стали сжаты и сужены:
«Это человеческое существо, в котором даже „череп и сердечная мышца“ сжаты, все меньше и меньше способно „дотянуться“ до расширяющей и углубляющей экзистенциальной полноты любовного союза мужчины' и женщины. Оно уже не может достичь „небесного блаженства“, „страсти и озарения“, которые некогда означала для него любовь к кузине. Первый шаг в процессе все возрастающего опустошения его существования состоял в том, что женщина потеряла свою любовную прозрачность, будучи совершенно отличающейся от него. далеким „чужеземным“ полюсом существования; потом она оказалась за „чертой оседлости“, потом „миражем“, затем она представляла собой „неперевариваемую пищу“ и в конце концов полностью выпала из рамок его мира. Когда прогрессирующая шизофрения „истощила его мужественность“, когда большинство его собственных мужских чувств „исчерпалось“, он внезапно и впервые в жизни почувствовал тягу „открыться“ определенной форме гомосексуальной любви. Он описывал весьма красочно, как в этой гомосексуальной любви он преуспел в переживании по крайней мере половины полноты существования. Ему не пришлось очень сильно „напрягаться“, чтобы достичь такой полуполноты: существовала не очень большая опасность „потерять себя“ и „исчерпаться“ в беспредельности на такой ограниченной глубине и ширине. Наоборот, гомосексуальная любовь смогла „пополнить“ его существование „до целого человека“».
Босс считает, по-моему, правильно, что«…такое наблюдение бросает новый свет на важное утверждение Фрейда о том, что гомосексуальные склонности регулярно встречаются у всех параноиков. Фрейд считал, что такая гомосексуальность является причиной развития мыслей о преследовании. Однако мы не видим в обоих феноменах — в такого рода гомосексуальности и в идеях преследования — ничего, кроме двух параллельных форм выражения одного и того же сжатия и разрушения человеческого существования, а именно две разные попытки вновь обрести утерянные части своей личности».
Индивидуум находится в мире, в котором он, словно некий кошмарный Мидас, умерщвляет все, к чему приближается. Существуют, вероятно, только две дополнительные возможности, открытые для человека на такой стадии:
1) он может решиться «быть самим собой» несмотря ни на что, или
2) он может попытаться убить свое «я».
Оба эти проекта, если их довести до конца, вероятнее всего, приведут в итоге к явному психозу. Мы рассмотрим их отдельно.
Индивидуум, чья система ложного «я» осталась нетронутой или не опустошилась под атаками со стороны «я» или из-за накопления временных фрагментов инородного поведения, может представлять собой кажимость полной нормальности. Однако за этим здоровым фасадом внутренний психотический процесс может продолжаться — тайно и безмолвно.