Расколотое небо

На звезды здесь краски не жалели, они выглядели празднично, огромные и маленькие украшали и плоскости и фюзеляжи.

Одним взглядом жадно охватил Щепкин аэродром, успел заметить груду бочек в стороне, охраняемую часовым, плотников на двух новых сараях, брезент, расстеленный на земле, на котором оружейники собирали «льюис» на высоких тонких ножках, успел вдохнуть тот неповторимый аромат аэродрома, ту смесь запахов бензина, подгорелой касторки, лака, резины, которая волнует каждого человека, имеющего отношение к авиации, как «паккард» подкатил к даче и Молочков сказал:

— Слезай, приехали…

Они поднялись на второй этаж, в комнату, окна которой «фонарем» выходили на поле. За столом сидел аккуратный небольшой человечек с задумчивыми голубыми глазами, бритый наголо, за ворот заткнута салфетка, ножом и вилкой красиво ел ломтики хлеба, макая их в тарелку с подсоленным — крупинки соли не успели расе таять — растительным маслом. Вид у него был довольный, словно наслаждался по меньшей мере осетриной.

— Вот привез, товарищ Туманов, как вы просили… — сказал Молочков.

Туманов встал, щелкнул каблуками.

— Спасибо, Молочков! Можете быть свободны!

— Не могу! — возразил Молочков. — У меня еще дело есть.

Он покопался в портфеле, вынул и протянул Щепкину листок. На нем на машинке под копирку было отпечатано, что «гражданин такой-то (фамилия Щепкина была вписана от руки аккуратным школьным почерком) ручается за гражданина такого-то (фамилия Свентицкого была вписана тоже старательно) и гарантирует, что…» Далее шло перечисление, чего не должен делать Свентицкий. Не делать он должен был многого. Заявлений против советской власти и ее органов, контрреволюционных поступков, распространения враждебных слухов, вооруженных выступлений… Перечень занимал полстраницы. Не сказано было только, а что же должен был делать Свентицкий.

В конце заявлено было прямо и категорически: «В случае неисполнения вышеперечисленного поручитель несет кару по всей строгости законов за поручаемого».

Свентицкий, заглядывавший через плечо, с уважением засвистел.

— Ох ты! Неужели решишься, Данечка?

— Не мной придумано, — угрюмо сказал Молочков. — Не помешает.

Щепкин подписался.

— Я к вам, товарищ Щепкин, претензий не имею, — сказал Молочков. — И вы на меня тоже не обижайтесь. Служба есть служба. Мы еще свидимся.

Молочков улыбнулся и вышел.

— Поскольку мой лучший друг, товарищ Щепкин, выдал вексель на мою лояльность, я имею право задать вопрос? — Свентицкий оживал, хамея на глазах.

— Да, — кивнул Туманов.

— Вы меня намерены задержать? Здесь?

— Извините, намерен! Предлагаю служить в нашем авиаотряде, командиром которого я имею высокую честь состоять…

— Летать я не против. Но не в этой дыре! — перебил Свентицкий. — Я хочу домой! Или хотя бы в Москву! Белокаменную! Златоглавую! К Царь-пушке! И вы не имеете права…

— Может быть, вы пока прогуляетесь, гражданин Свентицкий?

Свентицкий оскорбленно вздернул голову, вышел.

— Это он так… Останется, — сказал Щепкин.

— Останется не останется — вам его лучше знать. Как скажете, так и будет! У нас сейчас в авиации все бывает. Среди летного состава каждый второй — сомнителен. Сеют их, просеивают, а толку? Слыхали, может быть, что в январе в Воронеже стряслось?

— Откуда? — засмеялся Щепкин.

— Капитан Свешников увел к белым весь авиаотряд! Перелетели! Девять машин!

— Много… — согласился Щепкин.

— На карту взглянете?

— Непременно.

Туманов разложил на столе потертую на сгибах карту, всю в старых карандашных пометках, в дырах от ластика.

— Спасибо вам за своевременное предупреждение о том, что британцы будут бомбардировать город! — сказал он. — Населению, пока без разъяснений, приказано крепить погреба, заняться убежищами. Имеется на весь гарнизон одна зенитная пушка, но к ней нет снарядов. Обещали прислать. Значит, как ни раздумывай, а основная тяжесть обороны воздушной падает на наш отряд. Пилоты у меня из разных частей, и хотя еще не совсем притерлись друг к другу, но летать могут. Тут другое дело, товарищ Щепкин… Раз есть против нас летчики, значит, придется с ними драться. А стрелять мои в воздухе еще не очень ловки. Да и за зиму отвыкли… Как вас там, во Франции, учили этому делу?

— Само собой…

— Вот и возьмитесь. Для начала. Чтоб они у нас и сами стрелять могли, и чужой пальбы не боялись.

— Хорошо, — сказал Щепкин.

— Теперь взгляните на карту, товарищ Щепкин. Вот эти пометки означают промежуточные площадки, которые мы оборудовали за зиму. Что такое площадка? Три-четыре бочки с бензином, касторкой, немного медикаментов, патроны… На каждой по два-три бойца. Охрана.

— Маловато их… Площадок.

— Сколько смогли, — сказал Туманов. — Зато в дальнюю разведку ходить сможем… Что в сторону Гурьева, на Александрово-форт, что в сторону Святого Креста…

— Это все хорошо, — согласился Щепкин. — Только в одном славяно-британском корпусе уже почти восемьдесят машин. И все новехонькие, последних марок: «де-хэвиленды», двухместные, тяжелые… «эс-и-файфы»… А у вас сколько машин?

— Пять. Битые.

— Трудно будет…