Расколотое небо

– Если бы я знала, что ты так быстро ослабеешь, – говорила она, когда Варя уже могла понимать, что происходит. – Закрутилась, как белка в колесе. То на работе, то дети тоже слабые были. Ничего, уже самое страшное позади. Благодари Андрея за то, что вытащил оконное стекло и залез посмотреть, почему тебя так долго не видно. Я уже все постирала и посушила. С Манькой Зайцевой договорилась, что будет носить тебе стакан козьего молока в обмен на муку. Я Андрею приказала, чтобы не вздумал сразу напоить этим молоком, потому что еще хуже будет. Нужно разводить водой, перекипятить и давать понемногу, – поучала она. – Дети потихоньку выздоравливают, они быстрее тебя начнут бегать.

Андрей днем был на работе, заглядывал домой – там остались два его брата, – а вечером приходил к Варе. Она еще была такая обессиленная, что не могла подниматься. Но каждое его слово действовало как целебный бальзам. Рядом с ним постепенно рассеивалось безразличие, исчезало от его улыбки, взгляда, от его заботы. Он кормил ее из ложки, поил, протирал смоченным в теплой воде полотенцем губы, лицо, тело, обтянутое посеревшей кожей, и почти прозрачные пальцы с белыми ногтями. У Вари уже не было того мертвого, опустошенного взгляда, как в тот день, когда он ее нашел в холодной хате. Варя видела, как Андрей радовался, словно ребенок, когда Маргаритка сделала первый шаг. Он сам ползал на корточках, приглашая Сашка играть, и мальчик пополз. Варя уже заглянула в стеклянные глаза смерти, почувствовала на себе ее холодное дыхание… Теперь она знала, что должна жить, чтобы опять не подпустить костлявую к своей семье. Она выиграла поединок со смертью, и помог ей в этом Андрей.

До весны, до нового урожая было еще далеко, но Варя знала, что нужно подняться с кровати к тому времени, как сойдет снег и солнечные лучи отогреют исстрадавшуюся землю.

На беду ли, на счастье ли, в колхозе начали дохнуть лошади от сапа. За селом выкопали яму под скотомогильник, а чтобы люди не забирали погибших животных, трупы обливали карболкой. Андрей с Ольгой, как только услышат, что сдохло животное, идут ночью с топорами. Изголодавшиеся люди чуть ли не разрывали на куски погибший скот. Топором удавалось отрубить хороший кусок мяса. Андрей часть нес домой братьям, другую – Варе. И хотя он подолгу вымачивал мясо в сенях, все равно очень тянуло карболкой. Даже из сваренного мяса не выветривался стойкий неприятный запах, но оно немного прибавило сил Варе и детям.

Они с Андреем никогда не вспоминали прошлое. Лишь часто говорили о весне, которую все ожидали с надеждой.

– Вот дотянем до весны, и будет легче, – успокаивал Андрей. – Пойдет щавель, зацветет акация, потом созреют овощи на огороде. И все наладится. Все будет хорошо.

Варя еще не знала, сможет ли набраться сил, чтобы подняться с кровати, не говоря уже о работе на огороде, но она любила вслушиваться в его спокойный мягкий голос. Она верила, что так и будет. У нее даже появилась надежда, что с наступлением весны вернется отец.

Глава 87

Райком партии срочно отзывал Быкова, поэтому Григорий Тимофеевич поспешно готовился к отъезду. Он достал из ящика все бумаги и печать, разложил на столе и принялся приводить их в порядок. Все было бы хорошо, если бы не случай с Пантехой. И надо же такому случиться как раз в последний день его пребывания в Подкопаевке! Хотя что с него взять? Дурак есть дурак. Быков искоса посмотрел на Лупикова. Тот сидел за столом, уставившись в чистый лист бумаги.

– Григорий Тимофеевич, – вскинул глаза на Быкова, – может, ты напишешь?

Быков недовольно потер подбородок.

– Нет, Иван Михайлович, – сказал он, про себя отметив, что испытывает какое-то удовольствие, видя, как пот обильно покрывает красный лоб однопартийца. – Привыкай работать без меня. Моя миссия, направленная на укрепление данного села, окончилась. Партия отзывает меня для нового важного задания.

Лупиков вытер лоб, вздохнул, начал старательно выписывать каждую букву.