Расколотые небеса

— Вы грубиян, сударь, — Маргарита тоже присела на скрипучий стул (мебель для этой «тюрьмы» собирали по всему Чудымушкино). — Но я вас прощаю. К тому же, как я знаю, в королевском ранге вы уже были, теперь вот князь… Так недалеко и до папского сана.

— Да, я теперь знаю ваше настоящее имя, — продолжал Бежецкий, упорно не глядя ей в глаза. — Анастасия Дмитриевна, если не ошибаюсь?

— Мне всегда больше нравилось имя Анна, — вздохнула женщина. — А еще что вы про меня знаете, Александр?

Она намеренно опустила отчество и с удовлетворением заметила, как дрогнуло его лицо.

— Все, — с трудом выговорил он — почему-то перехватило горло. — Все. От рождения до…

Теперь дрогнуло что-то в душе баронессы.

«А ты хочешь знать, что ему известно? — вовремя остановила она готовый сорваться с губ вопрос. — Мало ли что могло статься с твоей близняшкой по ту сторону?…»

— Все это интересно, — оборвала она мужчину на полуслове. — Но у нас с вами очень мало времени. Собирайтесь. Я выйду, если это необходимо.

— Зачем? — Князь поднялся на ноги и одернул летный комбинезон. — Я как древний грек — Omnia mea mecum porto. ^[12]

— Удивляюсь я вам, Александр, — вздохнула баронесса. — При вашей жизни, да не позабыть латынь… Хорошо, пойдемте. Не желаете захватить с собой ваше занимательное чтиво? — не удержалась она от колкости. — Дорога будет дальней.

— Ничего. Надеюсь, что попутчик будет интересным, — вернул шпильку Александр.

* * *

Александр открыл глаза и долго не мог отождествить с чем-нибудь знакомым звук, вырвавший его из крепкого сна.

«Черт, — постарался он уснуть снова — часы утверждали, что сейчас третий час ночи. — Наверное, приснилось…»

Но стоило ему смежить веки, как звук повторился.

Тихая печальная мелодия неслась откуда-то из смежного со спальней кабинета, но припомнить, что там могло ее порождать, он не смог, как ни напрягал плавающий в мутной полусонной одури мозг. Вроде бы ничего такого…

«Поминальник!.. — пришло вдруг озарение. — Конечно же, поминальник!»

Сменив хлопотную жизнь жандарма на вполне респектабельную карьеру гвардейского полковника (не по своему желанию, однако), он и думать забыл, каково это — вскакивать в два часа ночи от заполошного звонка. Благо все возможные полковые дела, не требующие отлагательства, вполне могли потерпеть и до утра. Поэтому и поминальник, с которым прежде не разлучался даже, пардон, в сортире, бывало, забывался то в прихожей, то в столовой, то вообще — в кармане мундира, повешенного в шкаф… Теперь, вероятно, он оставил его на письменном столе в кабинете.

«Неужели нельзя подождать до утра… — проворчал полковник, откидывая одеяло и шаря ногами по полу в поисках удобных домашних туфель. — Что у них там — кобыла жеребится или кто-то из унтер-офицеров загулял и угодил в полицию?…»

Он, убей, не мог вспомнить, чей номер пометил в памяти приборчика аллегро мольто из «Осени» Вивальди. ^[13] Но, видимо, ни с чем радостным данный номер не ассоциировался, если для него была избрана эта напоминающая о бренности всего живого музыка…

«О господи! — хлопнул себя по лбу, окончательно сбрасывая дрему Бежецкий. — Это же номер Маргариты!»

Точно. Именно на эту мелодию сменил он «Весну» того же Вивальди, когда их с баронессой отношения окончательно разладились. Все же не повернулась рука ни стереть, ни закрепить за строчкой сухих цифр что-нибудь другое, менее эмоциональное.

Действительно. На дисплее высвечивался знакомый до последнего знака номер.

«Что ей понадобилось в такой час? — думал он, не решаясь прикоснуться к клавише вызова. — Неужели…»

— Вы спите, полковник? — раздался в мембране волнующий голос. — Только не говорите мне, что я вас разбудила.

— Конечно же, нет, — отчего-то засмущался он вполне естественного в ночное время, да еще для человека его положения, занятия. — Я засиживаюсь допоздна, сударыня.

— Важные дела, — понимающе протянула трубка. — Разводы, караулы, маневры… Фураж.

— Ну почему же…

— Извините, Александр, за некоторую интимность… — перебила его Маргарита фон Штайнберг, судя по шумам в трубке, находящаяся где-то за тридевять земель, если вообще не на другой стороне земного шара или в космосе. — Мы с вами давно не виделись: вы не располнели, часом, на гвардейских хлебах?

— Позвольте, а почему, собственно… — Бежецкий просто потерялся от подобного вопроса, совершенно неожиданного притом — сотни мыслей встревоженными пчелами кружились у него в мозгу.

— Да или нет?

— Извините, но я отказываюсь отвечать на подобные вопросы.

— Не сердитесь, Александр. Да или нет?

— Насколько я могу судить, — буркнул полковник. — Не особенно. По крайней мере, сшитые несколько лет назад мундиры мне пока еще впору.

— Чудесно! — непонятно чему обрадовался поминальник. — Не могли бы вы в таком случае приготовить один из ваших парадных комплектов? А еще лучше — два.

— Зачем?!!

— Вопросы потом, сударь. Через… э-э-э… сорок пять минут я буду у вас. Я не прощаюсь, Саша…

В мембране раздались частые гудки и, поймав себя на том, что стоит у стола с отвисшей челюстью, Бежецкий медленно опустил поминальник на полированное благородное дерево…

16