Расколотый берег

Кэшин вернулся к Эрике. Вместе они прошли еще в одну спальню, которая могла бы сделать честь хорошему отелю. Там даже было нечто вроде гостиной с камином и двумя креслами. В старомодной ванной не оказалось ничего неожиданного. Переход заканчивался небольшой прачечной с новомодной стиральной машиной и сушилкой.

Рядом находилась кладовка, где хранились постельное белье, скатерти, салфетки, белые полотенца, стиральные порошки.

Они вернулись назад тем же путем.

– Есть еще одна гостиная – та, где телевизор, – сказала Эрика.

Четыре кожаных стула у камина, телевизор на полке слева, еще один шведский музыкальный центр справа. «Для этого дома даже уютно», – подумал Кэшин.

– Ладно, – сказал он, – тут все ясно. Наверху, пожалуй, нечего делать, там ничего не трогали, я думаю.

Она посмотрела на него как-то неуверенно.

– А я бы поднялась, – сказала она. – Пойдемте?

– Ну конечно.

Они прошли в центральный холл и поднялись на один пролет широкой мраморной лестницы, затем на Другой. Все это время он старался не показать, как ему больно. Сверху от лестницы в обе стороны тянулась галерея, куда выходило шесть дверей темного дерева, все они были закрыты. Кэшин и Эрика стояли на небольшом персидском ковре, который был озарен падавшим сверху лучом света.

– Я хочу забрать какие-нибудь вещи из комнаты матери, если, конечно, там что-то еще есть, – сказала Эрика. – Раньше у меня просто духу не хватало.

– И сколько же вы ждали?

– Лет тридцать.

– Я буду здесь. Если что… – сказал Кэшин.

– Не надо, спасибо.

Эрика подошла ко второй двери слева. Он заметил, как она, поколебавшись, открыла ее, протянула руку к латунному выключателю и вошла внутрь.

Кэшин открыл ближайшую дверь и включил свет. Это оказалась спальня с большой двуспальной кроватью, застланной белым покрывалом, с двумя платяными шкафами, туалетным столиком и письменным столом, придвинутым вплотную к зашторенному окну. Он прошел по бледно-розовому клетчатому паласу и раздвинул портьеры. Перед ним открылась конюшня из красного кирпича, почти голые верхушки деревьев, которые трепал ветер, а дальше – невысокий холм, окрашенный в бурые осенние тона.

Он вернулся на галерею, подошел к балюстраде, взглянул вниз. Внезапно у него закружилась голова и его потянуло туда, через перила.

– Все, – раздался у него за спиной голос Эрики.

– Нашли, что хотели?

– Нет, ничего, совсем ничего. Да и глупо было думать, будто что-то осталось.

Они вернулись на террасу и сели у стеклянного столика.

– Вы заметили что-нибудь особенное? – спросил Кэшин.

– Нет. Простите, кажется, от меня вам будет мало толку. Я в этом доме нечастый гость.

– Как же так?

Она бросила на него быстрый взгляд:

– Вот так, детектив.

– На ночь все запирали, сигнализацию включали?

– Не знаю. Я уже очень давно не ночевала здесь.

Необходимо было спрашивать дальше.

– А ваш брат, мисс Бургойн…

– Умер.

– Утонул, мне говорили.

– Да, на Тасмании, в девяносто третьем году.

– Пошел поплавать?

Эрика шевельнулась в кресле, скрестила ноги в вельветовых брюках, покачала носком черного лакированного ботика:

– Видимо. Все вещи остались на берегу, а тела так и не нашли.

– Все верно. Итак, во вторник утром вы были здесь.

– Да, была.

– Часто навещаете отчима?

Она потерла ладони:

– Часто? Да нет…

– Не ладите?

Эрика опустила лицо и враз как будто постарела, увяла:

– Мы не очень близки. У нас так принято… Меня так воспитали…

– А зачем вы приезжали?

– Чарльз хотел поговорить со мной.

– Можно подробнее?

– Это уже слишком. Для чего вам?

– Мисс Бургойн, – ответил Кэшин, – я не знаю, что нам еще понадобится. Но если хотите, я так и запишу, что вы отказались отвечать на вопрос. Никаких проблем.

Она грустно повела плечами:

– Хотел поговорить о своих делах.

Кэшин подождал, пока не стало ясно, что больше она не скажет.

– Ладно, пошли дальше. Кто наследники?

Она удивленно подняла глаза:

– Я не знаю. А вы?

– Тоже. О завещании речи никогда не было?

Она усмехнулась:

– Мой отчим не тот человек, который стал бы об этом говорить. Я думаю, он и о смерти никогда всерьез не думал. Это, знаете ли, для низшей расы.

– Допустим, он знал своего убийцу…

– Что значит «допустим»?

– Есть такая версия. Кто мог хотеть его смерти?

– Насколько я знаю, его здесь очень уважали. Но я ведь живу не здесь… уехала давно, еще девчонкой. С тех пор приезжаю только в гости.

Она посмотрела куда-то вдаль. Кэшин тоже взглянул в ту сторону, на посыпанный гравием двор. В «Высотах» ничто не поднимало дух: живая изгородь, полянки, гравий – все было в разных оттенках серого и зеленого. Только сейчас он заметил, что нигде нет ни одного цветка.

– Он все клумбы порушил, – произнесла Эрика, точно угадала его мысли. – А так было красиво…

– И последнее. Вы не знаете, что в жизни вашего отчима или, может быть, в вашей жизни могло стать поводом для случившегося?

– Что, например?

– Что-то, что необходимо знать следствию для раскрытия убийства.

– И что это значит?

– А это значит, что ни в жизни вашего отчима, ни в жизнях его близких больше не остается приватных уголков.

Она выпрямилась и окинула его бесстрастным взглядом:

– Вы хотите сказать, что подозреваете меня?