Расколотый берег

Винсент рванул дверь так, что она ударилась о стену коридора, и грохот разнесся по всему дому.

– Невиновного? Ты совсем сбрендил, что ли? Сволочь такая, да я бы его своими руками!..

Кэшин отвел взгляд. Он-то имел в виду не Полларда, а Бургойна.

Из соседнего дома вышла женщина неопределенного возраста, в розовом тюрбане на голове, одетая во что-то наподобие старинной бархатной хламиды, изношенной и потертой во многих местах.

– Опять приперлись! – завизжала она. – Как вы замучили с этой американской верой, со своей Пизанской, [36]или как ее там, Сторожевой башней! Пошли вон отсюда!

– Полиция, – прервал ее монолог Кэшин.

Женщина стремительно ретировалась. Кэшин посмотрел на Винсента. Того вдруг оставила ярость, как будто весь его яд выпустили через кран. Человек он был крупный, но начинал жиреть, а на загривке уже залегла толстая складка.

– Тронутая баба, – спокойно сообщил Винсент. – Совсем чокнулась. Входите.

Они оказались в тускло освещенном коридоре, откуда прошли в маленькую комнату со сломанной софой, двумя пластиковыми креслами и журнальным столиком на металлических ножках, на котором стояли пять пивных банок. Подставкой для телевизора служили два треснувших ящика из-под молока. Винсент сел на софу, закурил, с трудом удерживая зажигалку в трясущихся руках. На костяшках и пальцах правой руки запеклась кровь.

Кэшин и Финукейн сели на пластиковые стулья.

– Так, значит, вы знаете Артура Полларда, мистер Винсент? – начал сначала Кэшин.

Винсент взял банку пива, встряхнул, потянулся за другой – там еще что-то осталось.

– Сколько раз вам повторять? Знаю я эту сволочь, знаю я эту сволочь, знаю я эту…

Кэшин поднял ладонь, чтобы остановить его:

– Простите, а откуда вы его знаете, мистер Винсент?

Винсент отхлебнул из банки, уставился в пол, затянулся. Левое плечо его странно подергивалось.

– С каникул, чтоб их…

– С каких каникул, мистер Винсент?

– Не знаете, что такое каникулы, что ли? – ответил он вопросом на вопрос и перевел взгляд на Кэшина. – Я ж им хотел рассказать, знаешь… Я там не один был. Нет. Блин, я ведь их чуть не увидел. Увидел…

– Что рассказать, мистер Винсент?

– Не веришь мне, да?

– Что за каникулы, мистер Винсент?

– На меня так зыркнул… Я понимаю, что значит такой взгляд. У, ненавижу, когда так смотрят!

– Успокойтесь… – начал было Кэшин.

– Уходите… Уходите! Нечего мне вам больше рассказывать, каждый раз одно и то же… Все вы заодно, ублюдки убили мальчишку, а вы… а вы… палец о палец не ударите…

– Закурить дай, – неожиданно сказал Кэшин.

– Чего?

Кэшин сложил пальцы, как будто держал сигарету, поднес ко рту и повторил:

– Закурить есть?

Винсент зыркнул на Финукейна, потом на Кэшина, запустил руку в карман несвежей рубашки, вынул пачку «Лейзи лайтс», сорвал грязным ногтем целлофан и, встряхнув, протянул им пачку. Кэшин вынул сигарету. Винсент предложил пачку Финукейну.

– Не надо, спасибо, – отказался Финукейн. – Пытаюсь бросить.

– Ага, вот и я тоже, – кивнул Винсент и дал Кэшину пластиковую зажигалку.

Кэшин закурил, отдал зажигалку и сказал:

– Спасибо, друг. Так что, слушать тебя не будут?

– Не будут, – подтвердил Винсент. – Этот чертов Керно лупил меня будь здоров, так, что я света белого не видел. Я тощий был тогда – кожа да кости. Три ребра мне сломал… А в школе велел говорить, что я упал с велика.

Повисла тишина. Винсент допил пиво, поставил банку на стол. Бритая, вся в шрамах голова опускалась все ниже, почти до колен, сигарета дотлела до конца и грозила обжечь кончики пальцев. Кэшин и Финукейн переглянулись и поняли друг друга без слов.

– Не было у меня велика, – заговорил Винсент грустным мальчишеским голосом. – Не было никогда… А так хотелось…

Кэшин продолжал курить. Вкус у сигареты был ужасный, и он мысленно радовался тому, что не курит, вернее, курит не много. Винсент, не поднимая головы, швырнул окурок на ковер, нацелился на него носком ботинка, но промазал. Остро и неожиданно сладко запахло горелым нейлоном.

– Расскажи-ка мне о своем детстве, – предложил Кэшин. – Я послушаю. Ты говори, а я послушаю.

Ждать пришлось долго. Наконец Винсент поднял голову и тупо взглянул на них, как будто только сейчас заметил.

– Идти надо, – выдохнул он. – Дел полно, ребята.

Он неуверенно встал и вышел из комнаты, стукнувшись о косяк. Было слышно, как он идет по коридору и что-то бормочет. Хлопнула дверь.

– На этом, вероятно, все, – сказал Финукейн и наступил на окурок Винсента.

На улице, под дождем, Кэшин сказал Финукейну:

– Каникулы… Это он про лагерь «Товарищей» вспомнил, Фин. Нам надо узнать всю его жизнь, всю. Срочно! Передай Виллани, что я сказал.

– Так не остаемся, шеф?

– Нет. И еще папки в зале. Кто-нибудь пусть соберет все, что относится к Порт-Монро. Если что найдешь – сразу звони мне. Ясно?

– Ясно. Вам первому позвоню, шеф.

– И еще выспись как следует, Фин. Вид твой мне не нравится…

– Ладно. Все равно же мертвых не воскресишь, да?

– Смотри-ка, учишься… Учишься потихоньку.