Расколотый разум

Все там, где должно быть. Даже какая-то невысокая штука из металла, выкрашенная в красный, кажется прекрасной. Она всегда тут была, перед домом. Она всегда тут будет. Быть может, что-то и прячется в тенях, но оно не желает мне зла. Оно разрешает мне посидеть здесь, в покое, на этом клочке травы.

Если я посмотрю направо – увижу церковь в конце квартала. Налево – прачечная «Чисто и легко». А наверху звезды. Яркие булавочные головки, почти все стоят на своем месте, но некоторые мигают, что-то говоря нам, пока движутся по огромному простору тьмы.

Если бы я только могла понять их сообщение. Мне нужна моя подруга. Она бы поняла. Она – безопасность. Она – комфорт. Ее черты не меняются, голос ее всегда остается ровным. Она не подходит к телефону. Не заставляет меня пить чай, глотать маленькие круглые горькие штуковины. Я уже иду. Открываю калитку. Три дома вниз по улице. Я внимательно считаю. Как говорит моя подруга, «тройка – это волшебное число».

Калитку заклинило, но я все равно ее открыла. По неровной дорожке из брусчатки я иду к белой статуе смеющегося Будды, что возвышается над садиком. Ключ у Будды. И тебе всегда будут рады, в любое время дня и ночи.

Я вытаскиваю ключ из-под круглой щеки Будды и вхожу. Она все объяснит. Она все знает. На самом деле все.

* * *

Видимо, сегодня мой день рождения. Двадцать второе мая. Магдалена за меня все посчитала: мне шестьдесят пять. Фиона и Марк ведут меня на ужин в ресторан. После полудня забежала моя бывшая ассистентка Сара. Похвально, что она помнит. Я бы никогда в жизни не вспомнила о ее дне рождения. Даже в лучшие времена. Я бы даже не спросила ее об этом. Сара привезла мне подарок из больницы: трехфутовую статую святой Риты Кашийской. Восемнадцатого века. Красота.

– В каком-то смысле у вас день рождения в один день, – говорит Сара.

Технически, да, день ее смерти совпадает с моим днем рождения. Но у нас гораздо больше общего.

– Это правда, тебя часто называли доктором крайних мер.

– Ты меня идеализируешь.

– Это естественный результат вашей тяжелой работы на протяжении пятнадцати лет. Кроме того, всем было неловко, ведь мы не устроили тебе прощальную вечеринку. Ты ушла так внезапно. И мы скинулись. Вот. Тут карточка.

– Я польщена.

И я в самом деле была польщена. И необычайно тронута.

– Мы все чувствуем одно и то же. Было честью работать с тобой.

Я протянула руку и дотронулась до статуи, проведя по золоченой короне, складкам одеяния от плеч до пола.

Сара указала на нее:

– А что это за отметина у нее на лбу?

– В легенде о святой Рите говорится, что она попросила Бога позволить ей страдать так же, как страдал он, и терновый шип упал с распятия на стене и поранил ее.

– А что за роза у нее в руке?

– Когда Рита умирала, ее двоюродная сестра спросила, нужно ли ей что-нибудь. Та попросила розу из своего сада. И там цвела роза, несмотря на зиму.

– Я так люблю эти старые легенды, а ты?

– Какие-то из них интереснее других. История Риты не кажется мне очень уж захватывающей. Злобный отец, муж-пьяница, непокорные сыновья. Банальщина. Мне нравится сама мысль о том, что ты можешь пойти к кому-то, когда все остальные уже не могут помочь.

– Ты когда-нибудь молилась ей? Мне просто интересно.

– Нет. Нет. В тех редких случаях, когда мне нужна была помощь, находился кто-то еще, кого можно было попросить.

– Ты говоришь о помощи человека. А я имею в виду несколько другое.

– Ты имеешь в виду высшие силы?

– Я говорю о… твоем диагнозе. Она сказала это с опаской. Мы никогда это не обсуждали. Официально никто в больнице не знает, почему я рано вышла на пенсию. Неофициально – другое дело.

– Не могу сказать, что я не надеялась на то, что все это – ошибка.

– И не молилась о чуде?

– Совсем нет.

– А что насчет самой обычной надежды?

– И не о ней тоже.

– Как же ты держишься? Не понимаю.

– А что тут понимать? У меня дегенеративная болезнь. От нее нет лекарства. С ней сталкиваются сотни тысяч людей по всему миру.

– Ты относишься к этому как врач. Думаю, мне просто любопытно, как ты справляешься.