Проблемой Джинны была не кошка — одноглазый, рыже-полосатый кот с капризной мордой и свисающим животом, — а кошачий туалет. И изрядное количество других технических недостатков в квартире. Кошачий туалет был открытой моделью и вынудил меня к акробатическим выкрутасам, когда я захотела попользоваться человеческим туалетом, потому что в крошечной узкой ванной, собственно, не было места для обоих. Но где-то же он должен был стоять. Руфус, казалось, предпочитает тот же метод закапывания, как и Мисс Икс — главное, рассыпать наполнитель туалета. Кучка при этом была второстепенным делом. В первую очередь речь здесь шла об артистической собственной реализации. В этом отношение Руфус и Джианна были идеальной командой.
Джианна оставила меня битые десять минут стоять в коридоре, в то время как сама бегала по квартире и снова и снова с милым «Сейчас всё будет готово» (что вряд ли могло переиграть то, что у неё был стресс) пролетала мимо меня, чаще всего со связкой одежды, бумагой, обувью или совком под мышкой. Так же и ванную мне было разрешено использовать лишь тогда, когда она быстренько подмела наполнитель туалета с потёртого линолеума.
— Scusa[4]
, — вздохнула она виновато, когда я шагнула к ней на кухню. — Я не была подготовлена принимать гостей. У меня была адски напряжённая неделя.— У меня тоже, — сказала я сухо и огляделась. Ничего себе, что за хаос. Не неряшливый хаос, но кухня выглядела так, будто каждой части оборудования и каждой утвари, по меньшей мере, пятьдесят лет. На открытых полочках ни одна тарелка и ни один стакан не были похожи на другой. Зато Джианна могла бы начать торговать специями, если бы захотела. Недостаток был в сковородках, горшках и посуде, но не в ингредиентах для варки — странная комбинация. Рядом с авантюрной газовой плитой гудел допотопный холодильник, чья пожелтевшая обшивка не вызывала доверия. Тем не менее, я находила эту комнату почему-то очень уютной.
— Да, я знаю, не модельная кухня, — признала Джианна пристыжено. — Руфус любит сбрасывать вниз стаканы и посуду. Ему нравится звук, когда они разбиваются.
Я уже догадывалась, что Руфус служил официально в качестве козла отпущения за всё то, что Джианна несла в себе в несовершенстве. Но, по крайней мере, в квартире были несколько комнат. Прошедшие дни я провела в хижине, которая состояла только из одной комнаты, без ванной, душа и цивилизованного туалета. Меня в этот вечер ничего больше не могло шокировать.
Хотя у меня вообще не было аппетита, Джианна засунула две замороженные пиццы в духовку и села напротив меня за шаткий, кухонный стол, на котором высыхал горшок с кошачей травой, и чья поверхность была покрыта землёй (Руфус!). Она поспешно вытерла крошки.
— Значит, это был Колин. — Её янтарного цвета глаза блестели от любопытства. Мне не хотелось рассказывать о Колине, но это не интересовало Джианну.
— Эли, это было так странно и необычно…, - прошептала она наполовину благоговейно, наполовину в ужасе. — Он просто оставил тебя стоять там, внезапно исчез, а ты выглядела так, будто никогда больше не пошевелишься… как в трансе… но я тоже не могла двигаться. Я ещё никогда в жизни так не боялась.
— Это ещё ничего, — сказала я устало. — Тебе нужно встретиться с Тессой. И фильм с Францёзом тоже был не особо смешным.
— Нет, но это был фильм. На экране! То, что случилось здесь, было вживую. Я пережила это, по-настоящему. Но я всё-таки не знаю, как выглядит его лицо. Как он выглядит? Я только помню его чёрные глаза.
— Я не могу хорошо описать, — ответила я медленно и подняла рюкзак на колени. — Подожди, у меня есть портрет.
Я сегодня утром вытащила мой рисунок из-под стола, разгладила его и засунула в рюкзак. Для Джианны этого, как расплывчатое впечатление, должно было хватить, а я сама вдруг посчитала его важным для выживания. В моей голове всё ещё звучали слова Колина: «встречайся со мной в своих снах. И бойся меня, когда не спишь». Почему только я должна бояться его? И могла ли я сама определять, чтобы видеть о нём сны?
В моём рюкзаке я нашла только сложенную записку, на которой Колин написал адрес зала и номер телефона мудака Ларса. Ни одной личной строчки, никакого приветствия, ничего. Я не ожидала, что кто-то, такой как Колин, будет рисовать сердечки на бумаги или пробовать себя в безвкусных обетах любви. И в конце концов мне уже было не тринадцать. Розовыми сердечками меня вряд ли можно было соблазнить. Но то, что он оставил здесь, невозможно было превзойти в прагматичности. И где теперь был рисунок? Я бесцеремонно вытряхнула содержимое рюкзака на пол и рылась в нём обеими руками.
— О нет…, - прошептала я расстроено, но продолжала искать, хотя мне уже было ясно, что я ничего не найду. Здесь не шуршало никакой бумаги. Здесь была только моя одежда и несколько других вещи. Рисунок пропал.
— Что такое, Элиза? — спросила Джианна встревожено, но я оттолкнула её, когда она хотела схватить меня за руку.