Раскрась сам (ЛП)

Выйдя, он получил поношенные джинсы и чистую синюю рубашку.

- Бросил твои шмотки в стирку, – сказал Старина Джерри. – Возьми эти. Они принадлежали моему сыну, но он сейчас вырос, печет торты в Бруклине. Ты будешь пошире в плечах и поуже в поясе, но должны подойти.

Барнс стоял перед Стариной Джерри по стойке смирно, пока тот что-то поправлял и приглаживал. Это, по крайней мере, было знакомо.

- Ну вот, – сказал тот, наконец. – Как огурчик.

Барнс расслабился достаточно, чтобы потеребить рукава. Перчатка на левой руке грозила соскользнуть, но Старина Джерри не подал виду, что заметил что-то необычное.

- Спасибо, – сбивчиво произнес Барнс.

Старик усмехнулся.

- Не за что. Помню, как вернулся сам. Эти плакаты и таблички… Люди открещивались от нас, кричали, что нам надо было уйти и умереть. Не хочу такого для других мальчишек, возвращающихся домой.

Он устало улыбнулся.

- Ну все, довольно отговорок. Иди и ищи своего друга.

-*-

Солдат пошел обратно к Башне Старка – медленно и тяжело. Он вытащил Капитана Желтого Медведя и на ходу репетировал будущий разговор. Следует ли начать с «Прости, что стрелял в тебя»? Или сразу подстраховаться простым «Я сдаюсь»? А может, упасть на колени, и пусть разбираются сами?

В конце концов, все сомнения оказались тщетными: стоило Солдату подойти к Башне, как горло сжалось так, что он не смог бы и пискнуть, пусть даже от этого зависела бы его миссия.

Вот оно.

Сейчас.

В любую минуту он готов был войти в Башню.

Барнс… Солдат… Солдат покатал маленького желтого мишку в ладони и сжал пальцы. У него было два пути. Развернуться и снова стать безымянным солдатом. Или идти вперед и принять все, что будет. Расправив плечи, Барнс отдал приказ той своей части, которая была наименее человечной: это твоя миссия. Подняться туда, пройти через стеклянные двери. Никого не атаковать.

Расчетливость Солдата и непреклонность Агента охватили его, как старая привычная одежда. Он почувствовал короткую вспышку страха, когда невозмутимое спокойствие Солдата и бездушная дисциплинированность Агента показались более реальными, чем эмоциональный хаос Барнса, а потом миссия затмила все. Тело, подталкиваемое действенностью и хищной целеустремленностью, двинулось вперед. Гражданские расступались, инстинктивно чувствуя опасность.

Двери Башни Старка открылись, Солдат ощутил лазерный луч сканера. Он успел сделать два шага, когда служащий, спешивший его поприветствовать, замешкался, вслушиваясь в голос в наушнике. Пристальный взгляд метнулся к лицу Солдата. Люди на ресепшен попрятались за столы, люди в атриуме быстро скрылись в коридоре, захлопнув за собой тяжелую дверь из четырехдюймовой стали.

Солдат продолжал идти.

Охраны становилось все больше, у них были хмурые лица и пока что пустые руки. Стеклянные панели затуманивались, здание перекрывалось. Когда Солдат замер в центре вестибюля, охрана медленно потянулась к кобурам.

Солдат стоял тихо, охранники переговаривались. Лифт в дальнем конце атриума открылся, выпуская высокую женщину с черными волосами. Ее глаза были похожи на острия иголок, и Солдат поднял руки, чтобы завести их за голову. Сосредоточившись на этом, он забыл, что продолжает сжимать в ладони Капитана Желтого Медведя. Взгляд женщины метнулся к сжатому кулаку, и кто-то заорал:

- Он вооружен! Граната!

Охрана выхватила оружие. Чувствуя, как сжимается сердце, Солдат не сводил с них глаз. Он буквально слышал, как их сознание переключилось с Обороны на Цель. Солдат внутри бушевал, но Барнс сдерживал его: он сдаваться пришел, черт побери. Металлическая рука жужжала и пощелкивала.

Один из охранников – худой, большеглазый – нажал на спусковой крючок.

Паренек был неплохим стрелком – хорошая меткость, твердые руки. Синие чернила расплескались по груди Солдата, внутри разливался лед. Он мимолетно удивился – почему синий? Оно должно быть красным, как дикие цветы между горными валунами – а потом лед добрался до глаз. Солдат шевельнул губами. «Я же сдавался», – хотел сказать он жалобно. Но сознание уже меркло.

Осталась только тьма.

-*-

Солдат очнулся в стерильной белой комнате двадцать на двадцать на двадцать футов, четыре белые стены, белый пол, белый потолок. Он лежал на белой койке в углу с белыми простынями и белым одеялом. Одеяло под ладонью было мягкое. Барнс скатился с матраса, заправил койку по армейским стандартам и больше ее не трогал.

Выложенный плиткой пол чуть холодил босые ноги. Скорее отсутствие подогрева, чем намеренное охлаждение. Серая хлопковая пижама, в которую его одели, была легкая, воздушная, но он не мерз.

Барнс обошел комнату по периметру, ведя металлической рукой по стенам. Они были гладкие, пока он не добрался до стены, противоположной койке. Там обнаружился шов, очерчивающий прямоугольник фута четыре шириной и семь футов высотой. Дверной проем. Шов выступал совсем чуть-чуть, едва различимый невооруженным глазом. Барнс пытался подцепить его ногтем живой руки, но не смог.