Раскрепощение

- Уверена, я справлюсь, - сухо говорю я. - Незнание беспокоит меня еще больше.

- Ах, да, - говорит Джереми. - Всегда такая любопытная.

Он снимает пиджак, вешает его и закатывает рукава рубашки.

- Хорошо. Я не против рассказать тебе. С чего мне начать?

- Как насчет того, чтобы рассказать мне, почему человек, которого ты так презирал в детстве, является членом правления в твоей компании? Не кажется ли тебе это странным?

- Нет, это довольно практично, - подчеркивает Джереми. - Я не из тех, кто теряет талант. У него есть деловое чутье. Я ведь унаследовал свой от кого-то. Я не завидую ему.

- Но ты говорил, что забрал у него компанию, - говорю я. - Ты сказал мне, что это был твой самый триумфальный момент.

- Верно, - признает Джереми. - Это было впервые, когда я показал себя ему и своим братьям.

- А потом? - спрашиваю я. - Что с ними случилось?

- Они не имеют значения, - говорит Джереми, не оставляя никаких сомнений. - У них было слишком много...

Он пытается подобрать нужное слово.

- ...неуместной гордости. Они отказывались признавать, что их младший брат лишил их всего, что у них было. Они думали, что смогут торговаться со мной, когда я установлю правила их дальнейшего трудоустройства, - усмехается Джереми. - Эгоистичные свиньи. Они оба поняли, насколько непреклонным я могу быть.

Он фыркает со смехом.

- Смешно. Эту черту я унаследовал от них.

- Итак они...?

- Полностью разорены, говорит Джереми. - Жизнь в абсолютной нищете. Последний раз я слышал, что один из них был где-то в Южной Америке. Без гроша в кармане.

- Что ты сделал?

Джереми подмигивает.

- Их осудили.

- Ты подделал судимость? Как?

- Иногда я забываю, как мало ты видела мир, в котором я живу, - говорит Джереми. - Деньги открывают много дверей, Лилли. Коррупция не ограничивается бедными странами. Родоначальником была Америка на всех уровнях правительства, на всех этапах правовой системы. Ты просто должна знать, как попросить то, что ты хочешь сделать без широкой огласки.

- Так фальшивые судимости, это одно из них? Щелкнешь пальцами и все будет сделано, вот так?

Джереми смотрит на меня с сочувствием.

- Это не совсем просто, но по существу? Да.

- Ничего себе, - говорю я. - Так ты действительно мошенник? Мораль и границы для тебя ничего не значат.

- Я бы не сказал, что они ничего не значат.

Джереми берет меня за руку и ведет в дом.

- Я бы просто сказал, что меньше всего их уважаю. Или что мои границы гораздо менее ограничены, чем у обычного человека.

- Скажи это снова, - бормочу я.

Джереми смеется. Я искоса поглядываю на него.

- С чего вдруг у тебя такое хорошее настроение?

- А почему нет? Я только что вернулся домой с женщиной, которую люблю. Я говорю ей вещи, которыми никогда не думал, что буду делиться. Это чувство...раскрепощения, Лилли!

Без предупреждения он притягивает меня к себе и страстно целует. Когда он отпускает меня, у меня кружится голова. Черт! Мужчина умеет целоваться.

- Итак, что дальше? - спрашиваю я, улыбаясь ему.

Только вчера он ударил меня! Черт возьми, я слишком восприимчива к физическим ощущениям, которые он заставляет меня чувствовать.

- Ничего. Я дал им обоим шанс сдаться мне, образно говоря. Они этого не сделали. Самая большая ирония заключается в том, что Хью помог мне решить их участь.

Я ненавижу, как он может так беспечно говорить о таких ужасных вещах. Но, в то же время, я не могу отрицать возбуждение, когда он это делает. Как будто я знаю, что он плохой, но я люблю его еще больше за это. Знаю, это звучит смешно.

- Значит, твой отец принял твои условия? - спрашиваю я.

Сегодня я вспоминаю намек Хью на то, что он по-своему гордился успехом Джереми.

- Он знал, к чему всё это ведет. В конце концов, он ничего не мог сделать, чтобы остановить это, и я думаю, что это заставило его неохотно уважать своего противника. Человека у противоположного руля. Он просто не знал, что это я, пока чернила не высохли на бумагах.

- Хорошо, поэтому я пытаюсь представить это в своей голове, - говорю я. - Вот вы в суде. Твой отец видит, что это ты - его погибель. И он просто...принимает вещи? Не было ни обиды, ни гнева? Никакого чувства предательства?

- Предательства? Никто не был предан, Лилли. Обманут, да. Определенно. Это то, что сделало всё это таким захватывающим, таким приятным для меня, - смеется он. - Единственный человек, который не видел в этом счастливого воссоединения семьи, возможно, был судья.

Я поднимаю бровь.

Он подмигивает и продолжает в хорошем настроении.

- Мой отец никогда не был сторонником откровенной конфронтации. Не с противниками, которые были сильнее. Дома, с моей матерью? - глаза Джереми темнеют, и он, кажется, уходит в себя, как вдруг заканчивает в приглушенном тоне. - Дома все было совсем наоборот.

Я дотрагиваюсь до его руки.

- Джереми?

Он качает головой и снова уходит в себя.

- Что?       О. Нет, Лилли. Мой отец знал, что его победили, и он спрыгнул с корабля при первой же возможности. Он всегда был таким.      Хитрый. Скрывался в тени. Сообразительный. Но он бы никогда не поставил себя под удар.

- И ты просто поверил ему на слово?