Распахнуть все окна... Из дневников 1953-1955 гг.

18 октября. — Стал перечитывать дневники С. А. Толстой. Самое тяжелое в них — апелляция к читателю. Если бы не было такой цели, то очевидная тяжесть ее жизни в семье и даже жалобы на отчуждение мужа возбуждали бы к ней больше участия. Дневник — предательский жанр. Если ты назначил его для того, чтобы лучше увидеть и понять себя, то он должен быть твоим саморазоблачением; если ты ведешь его для того, чтобы утаить от себя свои пороки и ошибки и представить их в том свете, в каком хочется, то и это разоблачит тебя. Так или иначе — дневник всегда скажет о тебе правду, одинаково — тебе самому и тому, в чьих руках он окажется. Он может помочь исправить жизнь, но приукрасить ее в глазах кого бы то ни было — никогда.

Существо твоего «Я» неизбежно остается одним и тем же, хочешь ты его представить лучше или хуже, так же как почерк не меняется — пишешь ли ты лживо, или правдиво.

Надо конечно, перечитывать старые дневники, чтобы видеть — переменился ли? Иначе — бессмыслица.

20 октября. — Самое трудное в литературе художественной — изображение дураков. Это, вероятно, потому, что хотя они нередко очень глубоко чувствуют, эту способность за ними не хочется признать. Хочется, чтобы большому чувству сопутствовал ум: жалко его отдавать дураку. Но если нет полного убеждения, что например, круглый дурак может быть глубоко несчастен, то трудно изобразить его несчастье убедительно.

21 октября. — Поздно вечером читал Нине отрывочки и записки к роману. Сказал о названии, эпиграфах. Ей очень нравится и то и другое. Рассказывал о судьбах главных героев, между прочим, о пришедшей сегодня настойчивой мысли о смерти Аночки. Думаю, так будет верно и очень важно для понимания всей тяжести жертв принесенных в войну. Читатель мне этой смерти не простит, сказала Нина. Я сам прежде всего подумал об этом. Но гораздо важнее, что читатель почувствует, как велики были жертвы. И я усугублю это чувство тем что Кирилл узнает о смерти Аночки в момент, когда прибежит домой, ночью, чтобы сказать самому близкому человеку о своей большой радости — о том что воага отбили и он побежал. Когда Кириллу откроют дверь дома и он переступит порог, в передней его будет ждать незнакомый и по лицу его он поймет, с какой вестью человек явился. И затем — другая: жена!., чего почти никогда не ждал.

P. S. — Это будет страшная, чудовищная потеря для Кирилла, и он должен будет выстоять. Ужасно будет, когда поймет, что теперь больше некому сказать о счастье, если только счастье будет еще когда-нибудь навещать.

А оно навестит, когда возвратится дочь — после сведений о Черепецкой драме и уверенности, что дочь тоже погибла.

Оно навестит, но будет полсчастьем, потому что полным могло бы быть только с Аночкой.

3 ноября. — Бьюсь над фразой. И чем больше добиваюсь простоты тем больше усложняю фразу. Точно заколдован.

Ничего не могу больше делать — только пишу.

4 ноября. — С возрастом необыкновенно увеличивается понимание искусства и повышаются требования, предъявляемые к себе. А силы, отпущенные природой, либо остаются в своих рамках (талант), либо падают (нервная энергия, физические резервы выносливости). Поэтому писать становится с каждым днем труднее. Тут обратно пропорциональное отношение, и тщетны жалобы на самого себя: оно будет расти. Молодость много может и мало знает, старость много знает, мало может. Как в любви, —если перефразировать известную истину о ней. Распространенный комплимент старцам — «молод душой» говорит о том, что в преклонном возрасте именно душе свойственно многое понимать и многого хотеть, но комплимент умалчивает о качестве такой молодости.

Молодые душой старцы доказывают эту истину своими произведениями: когда их молодость не ограничивалась одной душой, их творчество, как правило, было выше, хотя видно, что со временем они подходили к нему гораздо серьезнее и ставили задачи сложнее.

Но бывали случаи, когда художники преодолевали это противоречие (тот же Толстой). Хотел бы быть подобным случаем.

10 ноября. — Позавчера В. Д. Пришвина сообщила письмом, что Михаил Михайлович безнадежен: у него рак. Он — в Барвихе, очень слаб. Для В. Д. это неожиданность полная. Он, конечно, не знает, и она просила пока «не распространять» трагической новости.

Написал письмо — отзыв о повести Пришвина «Слово правды» Твардовскому. Повесть в его жанре реалистичной сказки, особенно хорошая в описаниях северной природы, охоты, зверя, птиц. В философской части много натянутого и смутного: тут Пришвин старается сам себя перехитрить, желая показать, что он хитрее всех. Жалко, что в этом направлении у него всегда много излишеств. А талант наблюдателя-натуралиста у него сильнее, чем у кого бы то ни было, и язык изощреннейший. Я советую печатать, но шансы, конечно, невелики. Индивидуальность неповторимая, и уйдет — заменить некому.