Распятая на звезде

Среди изъятых ценностей имеются: 1) брошь бриллиантовая в 100 карат. 2) три шпильки головные с бриллиантами в 44 и 36 карат, 3) полумесяц с бриллиантами до 70 карат (по некоторым сведениям, этот полумесяц был подарен царю турецким султаном), 4) диадемы царских дочерей и царицы и друг[ие]. Всего изъято ценностей по предварительной оценке наших экспертов на сумму в три миллиона двести семьдесят тысяч шестьсот девяносто три золотых рубля.

– И это старые полновесные золотые рубли, – невольно почесал затылок Абакумов. – Теперь такое богатство вообще несметных денег стоит. Но если все изъяли, наша-то корысть в чем заключается? После тех мастодонтов, которые рулили дела в 30-е годы, нам подбирать уже нечего.

– Может быть, Виктор Семенович, вы несколько преувеличиваете мастерство старых специалистов? Какие тогда были методы дознания, тем более в провинции?.. В морду дать, да по почкам. При такой ветхозаветной примитивности не могли не случаться сбои. И перед нами, не сомневаюсь, именно такой случай.

В конце весны 1934 г. прихватили некую Аниль Викентьевну Печекос, – Селивановский указал на очередной документ. – С ней долго бились, правда, к тому времени дело вел уже не отмеченный вами Авторканов, а какая-то размазня. Наконец, 5 июня она согласилась сотрудничать со следствием, пообещав указать место хранения романовских ценностей. На радостях сотрудники бросились в ее камеру, но нашли ее умирающей. Оказывается, она накануне разломала на части алюминиевую ложку и проглотила обломки, которые застряли в гортани и вызвали гнойный плеврит. Откачать ее так и не удалось, через 12 дней она умерла.

Тогда взялись за ее мужа Печекоса Константина Ивановича. Тот сопротивлялся совсем недолго, а потом пообещал привести к тайнику, оборудованном в его бывшем домев Омске. Оперативники повезли его на место. Там он долго бродил по комнатам, пока не привел к невзрачной каморке на пятом этаже. Оперативники начали ломать стены. Между тем, арестант, усыпив бдительность охраны, выпрыгнул из окна…

– Вот, сволочь, – не смог скрыть своих эмоций Абакумов. – Улизнул, все-таки… Тут ты, Николай Николаевич, прав. Бывают еще в нашем деле недоработки.

– Я больше того скажу, – подхватил ободренный своим начальником Селивановский, – налицо расхлябанность, преступная халатность… Этот Печекос, благо, что с шестого этажа спрыгнул, ко всеобщему удивлению не только не сдох, но и отделался одними переломами да сотрясениями, как будто был богом береженый. В тюремной больничке его обратно собрали, да на ноги подняли. Спустя какое-то время с ним снова стали работать. Но он на контакт со следствием больше не шел, да еще и прытким оказался. Ему руки ломают, а он – прыг в обморок! Его в карцер сажают, на стойке растягивают, а он – бух на землю и коньки откинуть хочет. Так ничем его взять не удалось. Через год, намучавшись, решили его отпустить. Установили слежку, чтобы он к царскому золоту сам привел (думали, что не удержаться ему, чтобы еще разок на драгоценности ни взглянуть). Да только не вышло ничего, как будто и вправду при падении память у него совсем отшибло. Когда же война началась, в неразберихе его и вовсе упустили.

– Ушел, падла, – Абакумов не смог сдержать восхищения человеком, умудрившимся вывернуться из лап его собственного ведомства. Но тут же, словно одернув себя, деловито спросил: – Ладно, люди Берии Ваньку сваляли… А нам-то с какого бока к делу подступиться?

– Есть у меня на примете один перспективный розыскник, полковник Бушуев. Я его еще по особому отделу Южного фронта знаю. Сейчас он у нас в четвертом управлении работает. Так вот, он кое-что нарыл, да некоторые факты сопоставил.

Во-первых, он вспомнил Печекосов: не могли же люди идти на лютую смерть ради ерунды. Значит, они знали такое, что никому выдавать быль нельзя. А во-вторых, обратил внимание на одного старого дурака, уральского большевика Юровского. Тот когда-то похвалялся своими подвигами, направо и налево рассказывая, как собственноручно расправился с императорской семьей (наши люди за ними все тщательно записывали). Так вот, все в том же 1934 году он как-то болтнул о событиях, случившихся сразу после расстрела:

Когда трупы стали раздевать, то обнаружилось, что на дочерях и Александре Федоровне (царице)… были лифы, хорошо сделанные из сплошных бриллиантовых и других камней. Ценностей этих оказалось всего около полупуда… На Александре Федоровне, между прочим, был просто огромный кусок круглой золотой проволоки, загнутой в виде браслета, весом около фунта. Ценности все были тут же выпороты, чтобы не таскать с собой окровавленное тряпье…

19-го вечером я уехал в Москву с докладом. Ценности я передал тогда члену Ревсовета Третьей армии Трифонову. Их, кажется, Белобородов, Новоселов и еще кто-то схоронили в подвале, в земле какого-то домика рабочего в Лысьве… Добра всякого было не один вагон ⁴.